Ничем не разнятся восторги и стенанья,
Эдемский сад и адская жара.
Пусть длится в кости вечная игра -
Я выбираю вечное молчанье.
4. ОСМОТР НА МЕСТЕ
Грязь, болота, трясины, хлюпающие провалы ям, гнилостные
испарения, пузырьки газа, иссиня-бурый туман, от которого
першит в горле, - вот что такое место моего курдляндского
приземления, вот куда меня занесло через 249 лет, как
показывает счетчик. Облетев на приличном расстоянии сияющую
Луну, которая когда-то так меня одурачила, я направился к
северу, зеленеющему у кромки полярного снега, далеко за кормой
корабля оставив серую сыпь городов. Когда я в первый раз
спустился по трапу, то чуть не утонул в грязи - влажный,
искрящийся травяной ковер оказался попоной топи. Чего-либо
столь же заляпанного грязью, как корма моей ракеты, я, пожалуй,
еще не видывал. О привале и думать нечего. Придется, похоже,
выдолбить себе пирогу, а лучше всего взять водно-грязевые лыжи.
Ночью - бульканье, хлюпанье, всплески, чмоканье болотных газов.
А уж воняет! Некуда было так спешить.
Ракета понемногу погружается в липкое месиво. Я подсчитал:
она утонет по самый нос всего за неделю. Надо начинать
ускоренную разведку. Но как ее ускоришь в таких условиях?
Поскольку вчерашний день был нулевым, сегодняшнему присваиваю
номер первый. Обратно вернулся вымазанный как сто чертей, зато
видел курдля. Впрочем, это с таким же успехом мог быть Куэрдл
или же QRDL. Было слишком темно, даже в поле зрения
ноктовизора, чтобы толком разобраться. Чудовищная тварь. Он все
проходил мимо меня, проходил и проходил, и конца этому
прохождению не было, хотя шел он все время рысью. Что ему
грязь, если у него ноги как башни. Я оценил его в четверть
мили, или, если хотите, узла - учитывая водянистый характер
местности. Выходит, я видел натурального курдля. Курдли
существуют. Это животные, а не какие-то там градозавры. Но
может ли мое наблюдение служить доказательством?
Не затащу же я курдля на борт ракеты. Надо подумать.
Завтра следующая разведка, на этот раз днем.
ДЕНЬ ВТОРОЙ
На этой планете творятся невероятные вещи. Вернее,
омерзительные. Я еще не оправился от потрясения. Я собственными
глазами видел, как большой курдль подошел к курдлю поменьше -
это было в чистом поле, довольно даже сухом, заросшем рыжеющей
травкой, в какой на Земле водятся рыжики, - так вот, значит,
подбежал он к этому малышу, который спокойно пасся себе,
тщательно обнюхал его, и тут великана вырвало, а тогда тот,
маленький, припал сперва на передние, потом на задние колени, в
точности как верблюд (по размерам больше кита), съел все это,
облизнулся и завыл. И завыл он так дико, глухо, хрипло и так
тоскливо, так безнадежно и мрачно, словно голосили эти вечно
пасмурные просторы, - у меня просто мороз прошел по телу, еще
переполненному омерзением. Тогда тот, побольше, схватил
коленопреклоненного за ухо и, оборвав его одним щелканьем
пасти, начал жевать, методично чавкая и шевеля губами
вверх-вниз, как корова, обгрызающая молодые побеги. Потом
надгрыз тому второе ухо, но сразу же выплюнул, словно оно ему
не понравилось. Тогда малыш, припавший к земле, зашевелился.
Его явно тошнило. Большой и маленький курдли, глядя друг другу
в стеклянные вылупленные глаза, зарычали так, что у меня волосы
стали дыбом. Затем поднялись, стали рыть землю задними ногами и
разошлись без спешки в разные стороны. Что бы это значило? Я
осторожно приблизился к затоптанному месту, с поистине
колодезными ямами - следами их ног; ноги у них расширяются у
пятки, и каждая шире небольшой виллы. Из зеленоватой лужи
величиной с пруд тишком, молчком вылезали низкие, сгорбленные
существа, вполне гуманоидные, двуногие, но сзади у каждого
имелась лишняя пара куцых конечностей, по которым стекала не то
чтобы вода, а, скорее, жижа, о происхождении которой я
предпочитал не задумываться. Они были явно знакомы с
цивилизацией, потому что носили одежду, и притом двубортную, с
пуговицами спереди и сзади, а также широкие хлястики - в
точности как у реглана; а эти их добавочные отростки были вовсе
не ноги, но полы одежды, напоминающей сшитый из двух половин
фрак. Я принял их за конечности, потому что они мешкообразно
оттопыривались и размеренно покачивались на ходу; но потом
кто-то из них сунул туда руку, и в ней появился бурдючок,
который был немедленно приложен ко рту. Значит, это были
карманы для еды и питья. То и дело прикладываясь к своим
бурдючкам, они понабирали в мешки водорослей, плавающих в луже,
затем один, повыше ростом, что-то прокашлял, все выстроились в
длинную шеренгу, и откуда-то - понятия не имею, откуда -
появился письменный стол. Должно быть, складной, и кто-нибудь
нес его на спине, как рюкзак. Тот, повыше, уселся за стол, и
образовавшаяся на моих глазах длинная очередь начала медленно
продвигаться вперед; проходя перед сидящим - каким-то
чиновником, в этом я уже не сомневался, - каждый поочередно
предъявлял ему белый треугольник, зажатый в руке, то ли
удостоверение, то ли просто карточку из плотной бумаги или
пластика. Чиновник, рассевшись с широко расставленными и
согнутыми назад коленями, со всеми вел себя одинаково: смотрел
на карточку, потом на лицо проверяемого и наконец заглядывал в
небольшую, но очень толстую, мокрую, грязную книгу или тетрадь,
водя пальцем по страницам, как если бы искал там нужный номер.
Скачать книгу [0.28 МБ]