автором камня преткновения для энциологов. Пишу я не только в
полушубке, но словно бы в полусне, и потому не знаю, можно ли
говорить об авторстве камня? Добро бы еще камня в почке или
желчном пузыре, но преткновения?.. Мои мысли вязнут в
метафорической минералогии. Решив обратиться к
"Фразеологическому словарю", я уронил себе на ногу утюг, - ведь
у меня современный корабль с искусственной гравитацией, - и,
ругая по-черному эти новейшие усовершенствования, от которых я
камня на камне бы не оставил, с тоской подумал о прежних
примитивных экспедициях, когда астронавт порхал себе по всему
кораблю, словно бесплотный дух. Я отказался от мысли привязать
спальный мешок к стене - уж очень непросто выбираться из него
по утрам, - и было что-то забавное в том, что я знал где ложусь
(вернее, зависаю) на отдых, но никогда не знал, где проснусь на
черной заре. Вместе со спальным мешком я плавал туда и сюда,
под думкой у меня был фонарик, и нередко, задев в таком парении
за книжную полку, я спросонок хватался за нее, книги взлетали,
словно всполошенные птицы, а я, поймав первую попавшуюся,
принимался за чтение при свете фонарика, в спальном мешке,
спеша узнать, чем на сей раз попотчевал меня ночной случай.
Бортовая гравитация имеет, собственно, лишь ту хорошую сторону,
что по возвращении на Землю не причиняешь в первый месяц
пребывания дома такого ущерба; известное дело: привыкнув, что
при выдавливании пасты на зубную щетку можно спокойно поставить
стакан с водой в воздухе, а потом взять его, не опасаясь, что
он камнем пойдет вниз, то же самое инстинктивно потом делаешь
на Земле; и те же заботы, увы, с суповой миской, с тарелками,
ну, и все время заметаешь осколки. А что касается ракетного
спиритизма, то я всегда высмеивал тех, кто клянется, будто
что-то жуткое привиделось им между Антаресом и Бетельгейзе. Это
просто белеет развешанное для просушки белье; иногда что-то
скребется и шуршит, и тебя пробирает радостная дрожь при мысли,
что твое одиночество скрасит спутник в лице какой-нибудь мышки,
но, с другой стороны, мышь в условиях невесомости совершенно
теряет голову, и можно обнаружить ее в самых невероятных
местах; мне кое-что об этом известно, и тут уж я всецело на
стороне прогресса. Я позволил установить на борту дискуссионный
компьютер
- дискьютер. Как видно уже из названия, такой компаньон должен
развлекать астронавта беседами, вдобавок профессор Бурр де
Каланс раздобыл для меня новейший, расщепляемый образец. Я
приобрел модели всех лиц, с которыми был бы не прочь
перекинуться парой слов. Удивительно, до чего проста идея
кассетных моделей, - и как поздно до нее додумались! Сперва
делают биоэлектрический портрет моделируемой личности, затем
битуют его, то есть вводят в программу, и в виде самой
обыкновенной кассеты вставляют в дискьютер; одно лишь нажатие
клавиш, и в помещении раздается знакомый голос, причем это
вовсе не личность в собственном смысле, и в любую минуту ее
можно запросто выключить, сменить кассету или пойти спать.
Разумеется, какой-то минимум приличий, правил хорошего тона не
повредит, - и не потому, что модель может обидеться, нет, какая
уж там обида, ведь это чисто рациональный экстракт, вытяжка, -
но по соображениям личной умственной гигиены некоторые правила
общежития полагается соблюдать. Неплохо иметь на борту такую
психотеку, но не мешает знать, как, собственно, с ней обстоит
дело. Ведь, казалось бы, любая поваренная книга содержит все
сведения, необходимые, скажем, для выпечки орехового торта;
однако же торты, сделанные по одному и тому же рецепту двумя
хозяйками, похожи один на другой не больше, чем Шопен в
исполнении Рубинштейна на Шопена в моем исполнении. Рецепт,
хоть и содержит в себе все, мертв, и нужно вдохнуть в него
душу, чтобы его оживить. Массовое кондитерское производство -
пора наконец сказать это вслух - есть форма платной
проституции, а не настоящей любви. К форме для выпечки торта
необходим подход индивидуальный, я бы сказал, исполненный
ощущения своей миссии; вот почему торт, в который кроме орехов
вложено трепетное, свежее чувство, сохраняет на ложечке нечто,
если можно так выразиться, девически интимное, словно он
позволяет себя есть впервые в жизни. Так вот,
компьютер-дискьютер - это поваренная книга; формально в нем
содержится все, но этому всему ни до чего нет дела, ему все
едино, и лишь модель конкретного человека оживляет эти мертвые
залежи информации, то есть сервирует мудрость. Словом, дело тут
в стиле. Я заказал себе несколько светил люзанистики, Бертрана
Рассела, Поппера, Фейерабенда, Финкельштейна, Шекспира, а также
самого Альберта Эйнштейна. Пролет через Солнечную систему был,
как всегда, весьма занимателен; я проложил курс таким образом,
чтобы взглянуть на Марс, - у меня к нему с детства слабость;
подошел я к иллюминатору и тогда, когда пролетал мимо старых,
громыхающих грозами глобусов Юпитера и Сатурна. Я каждый раз
думаю, что надо бы ступить ногой хоть на один из них, да что
поделаешь, ведь и в музеи мы ходим где угодно, только не в
родном городе, - мол, все равно никуда не денутся, - и уезжаем
для этого в какую-нибудь Италию; так получается и у меня с
этими, - впрочем, весьма эффектными, - музейными экспонатами. И
лишь удалившись на несколько световых месяцев от Солнца и от
Земли вместе со Швейцарией, где дело "Кюссмих против Тихого"
еще не стало предметом судебного разбирательства и не скоро
станет, я стал раздумывать, чем бы заняться, а материя эта
столь деликатная, я бы даже сказал, удручающая, что до сих пор
я не обмолвился о ней ни словом. Что ж, пора наконец заявить об
этом вслух: астронавтика пахнет тюрьмой. Если б не
иллюминаторы, можно и, впрямь подумать, что тебе впаяли
порядочный срок - не год и не два, но самое меньшее два
червонца, и даже нельзя рассчитывать ни на сбавку срока за
образцовое поведение, ни на передачи, ни на свидания. Раньше
между трансгалактической навигацией и отсидкой было видимое
различие - отсутствие силы тяжести, теперь же разницы не
осталось практически никакой, и неудивительно, что есть натуры,
Скачать книгу [0.28 МБ]
Пирамида