лимнологии, дворники - в профессоров общей теории всего на
свете, а остальные будут творить сколько влезет, и получится
неслыханный расцвет искусств. Удивительно, как много отнюдь не
глупых людей верило в эти бредни. Ведь большая часть
человечества вовсе не хочет угробить жизнь на собирание старых
раковин, и вообще ей до лампочки любые раковины, кроме раковины
унитаза, а думать о вечных вопросах она начинает лишь после
визита к врачу, который на вопрос о диагнозе дает уклончивые
ответы. Следствием тотальной автоматизации будет новое издание
того, что в средние века называлось Hollenfahrt [сошествие в ад
(нем.)]. Разные дороги ведут в ад. Некоторые из них усыпаны
розами и политы медом. Открытое общество лучше закрытого в том
отношении, что из него легче сбежать. Вот только неизвестно,
куда. И все же приятней иметь за собой открытые двери, чем
зарешеченные и приколоченные гвоздями к дверной коробке. Я, во
всяком случае, такого мнения.
- А я разве писал когда-нибудь, что открытое общество -
это какой-то идеал? - обрушился Поппер на Фейерабенда. - Просто
в качестве скептика я всегда выступал за меньшее зло.
- Жаль, что вы этим не ограничились, - заметил Фейерабенд,
- потому что ваша концепция научного познания не выдерживает
критики, как я показал, - впрочем, не первый и не последний.
- Сам Эйнштейн признал мою правоту, - начал было задетый
за живое Поппер, но Фейерабенд не дал ему закончить.
- Об обстоятельствах, при которых Эйнштейн - человек
поистине голубиного сердца - признал вашу правоту, вы, лорд
Поппер, писали уже столько раз, что можно ограничиться сноской.
Как говорил мне доктор Чиппендейл, Эйнштейн тогда страдал от
мигрени и принял значительное количество порошков от головной
боли, отупляющее воздействие которых хорошо известно.
Обиженный Поппер умолк. Затянувшуюся тишину прервал
наконец Рассел.
- Мой уважаемый коллега-философ из палаты лордов имел
несчастье родиться системным философом в эпоху, когда системной
философии уже быть не может. Надо смотреть правде в глаза,
коллега Поппер! Господин Фейерабенд - умеренный анархический
экстремист в теории познания, а я - неимперативный
антиинтуитивный категориалист аналитического стиля, наконец,
лорд Поппер - автор нескольких любопытных концепций, а так
вообще
- несинкатегорематический разогреватель онтологически
нейтрализованных зразов в соусе из Circulus Vindobonensis
[венский кружок (лат.) - объединение философов-неопозитивистов,
существовавшее в 1920-1924-е годы]. Из Кружка, в котором
Витгенштейн сиял, сиял и наконец перестал. А Кружок с тех пор
висит себе на колышке. Ведь эклектический синкретизм работ
господина Поппера...
- Вы меняете взгляды чаще, чем подштанники! - крикнул
обозленный, прямо-таки выведенный из социостатического
равновесия лорд Поппер. - Скажи мне, лорд Рассел, что осталось
у тебя от дивной поры молодой? Три тома "Principia Mathematica"
["Принципов математики" (лат.)], вымученных за долгие годы. Так
вот: спешу сообщить, что Чанг Вэнь или другой какой-нибудь
Пинг-Понг - не запоминаю я этих китайских имен -
запрограммировал компьютер так, что все доказанное Б.Расселом в
его пресловутых "Принципах" машина доказала за восемь минут со
средней скоростью самоубийцы, который бросился с девяностого
этажа на Юпитере, где, как известно, сила тяжести во столько же
раз больше земной, сколько раз домработница господина Тичи
ошиблась в счетах из прачечной в свою пользу.
Эти последние слова показались мне до такой степени
неуместными, что я сделал над собой усилие - действительно
сразу открыл глаза. Хуже всего было то, что я не знал, когда
именно меня сморило, однако признаться в этом я постыдился.
Похоже, впрочем, что я потерял не слишком много, потому что они
продолжали препираться, хотя и не так грубо, как мне это
приснилось. Чтобы немного расшевелить их, я подбросил в
дискьютер двух люзанистов - одного из них звали Бионизий Ререн,
а другого Пьер Сомон - и, должно быть, под влиянием какой-то
одеревенелости мысли из-за долгого пребывания в пустоте,
подумал, что если бы они были одним человеком индейского
происхождения, то назывались бы Ревущий Лосось [от немецкого
rohren - реветь и французского saumon - лосось]. Профессор
Сомон оказался ценным приобретением для нашего коллектива как
знаток люзанской философии. С XXII века, объяснил он нам, это
философия по своему субъекту релятивистская, а по объекту -
прикладная. Иначе говоря, в то время как на Земле субъектом,
или попросту философом, всегда является человек, на Энции
философствуют также машины и даже облачность, поскольку
некоторые разновидности шустров, уносимые ветром, соединяются
на границе тропосферы в необычайно разумные тучки-почемучки и
умудренные облака, которые, не имея больше чем заняться,
рассуждают о смысле бытия. Времена, в которые жил Акс Титоракс,
ниспровергатель авторитетов, даже на ложе смерти окруженный
верными учениками и полицией, минули безвозвратно. В прошлое
канули также проблемы власти, такой или сякой. Настоящие
дилеммы возникают перед философией лишь тогда, когда
благоденствие приобретает устрашающие размеры. Коль скоро
неприятностей должно быть все меньше, а радостей все больше, то
с логической необходимостью оптимум совпадает с максимумом
благ, свобод, утех и забав и с минимумом опасностей, болезней и
вкалывания на службе. Минимум равен нулю, то есть: никакого
труда, никаких болезней, никаких опасностей, а максимум
расположен там, где сладостность жизни становится
неисчерпаемой. Но этого максимума, установленного с такой
точностью, никто не в состоянии выдержать. Где-то по дороге
прогресс превращается в собственную противоположность, но где -
никому не известно. В этом и состоит так называемый парадокс
Шляппенрока и Кикса. Профессор Ререн, взяв слово после своего
коллеги, разъяснил нам, что дело не так уж плохо, как можно
Скачать книгу [0.28 МБ]
Пирамида