- Чего "ты"?
Он смерил меня взглядом. Мы уже некоторое время разговаривали
повышенными голосами. В комнате сделалось чрезвычайно тихо.
- Ну, вы...
- Чего "вы"? - рявкнул он.
- Откуда вы об этом знаете?
- Я? - сказал он. Затем скривился от отвращения. - Я ничего не знаю.
- Но... - начал я. Затем побледнел, и тут голос у меня пропал. Лежавший
у стены уже некоторое время не храпел, но лишь теперь это дошло до моего
сознания. Он открыл глаза, сел и сказал:
- Ага, дорогуши мои...
Потом он встал, сбросил пижаму, потянулся онемевшим телом, поправил
пояс, одернул на себе мундир, подошел к нам и остановился в двух шагах от
стола.
- Готовы ли вы дать показания в том, что присутствующий здесь штатный
сотрудник Баранн, он же профессор десемантизации, он же Статист, он же
Блаудертон, распространял клевету и наветы в отношении Здания, тем самым
косвенным образом подстрекая вас к государственной измене, антисубординации,
деагентуризации, депровоцированию и антишпионажу, а также измышления о том,
что он сделал вас соучастником своих клеветнических происков, усилий и
фальсификаций?
Я переводил взгляд с одного на другого. Толстый поглаживал белую шею.
Баранн, втянув голову в плечи, глядел на меня побелевшими глазами.
Только крематор сидел, повернувшись к нам спиной, согнувшись над тарелкой,
внимательно ее рассматривая, словно не желал принимать происходящее к
сведению.
- Именем Здания призываю вас к даче показаний! - сурово произнес
офицер. - Что вам известно о ренегатстве присутствующего здесь Баранна?
Я слабо покачал головой. Офицер сделал шаг вперед, склонился надо мной,
словно теряя равновесие, и едва слышно выдохнул:
- Глупец! Может быть, именно в этом заключается твоя миссия!
- Вы хотели что-то сказать? Я слушаю, - сказал он таким же твердым
голосом, что и перед этим. Затем повернулся к столу. Еще раз глянул на тех.
Они прятали глаза. Баранн кивнул.
- Да! - прохрипел я.
- Что "да"?
- Говорил, но не...
- Подстрекал к предательству?
- Я не подстрекал! Клянусь! - завизжал Баранн.
- Молчать! Сейчас говорит этот человек!
- Он сказал что-то в том смысле, что мне следует избавиться от
щепетильности...
- Я спрашиваю, подстрекал ли он к отступничеству?
- В каком-то смысле, может, но...
- Я прошу ответить однозначно: подстрекал или не подстрекал? Да или
нет?
- Да, - прошептал я.
После секунды мертвой тишины ураганом разразился смех. Апоплектик,
держась за живот, подпрыгивал вместе со стулом. Баранн хохотал, а
офицер-аспирант, потрясая в приступах веселья поднятыми кулаками, кричал,
захлебываясь от радости:
- Струсил! Наложил в штаны! Предал! Шляпа!
- Шляпа, шляпа, тра-та-та-та! - пытались петь они, но их сбивали
повторявшиеся взрывы хохота.
Баранн успокоился первым. С торжественным видом, со скрещенными на
груди руками, он сжал губы. Только один крематор оставался все время
спокойным, наблюдая эту сцену с легкой приставшей к губам иронической
улыбкой.
- Все, хватит! - обратился ко всем Баранн. - Время не ждет, коллеги.
Они начали вставать. Толстый отстегнул обвисшую, такую подозрительно
белую шею, молодой офицер с выражением утомления после тяжелой работы на
лице громко полоскал рот минеральной водой. На меня они не смотрели, словно
бы я перестал существовать.
Губы у меня дрожали, я открывал и закрывал рот, не находя слов. Баранн
поднял свой портфель с термосом, стоявший в углу, перебросил через руку
пижаму и вышел широким деревянным шагом, по пути прихватив под руку
апоплектика.
Я тупо наблюдал, как они с преувеличенной любезностью раскланиваются у
выхода, уступая друг другу дорогу.
Крематор, помедлив минуту, прошел мимо меня и выразительным гневным
жестом указал на оставленную на краю стола тарелку, словно бы говоря: "Я
ведь делал знаки, предупреждал! Сам виноват!"
Я остался наедине с черноволосым офицером. Он тоже встал и собирался
уже уходить, но я медленно поднялся со стула и преградил ему дорогу. Он
замер, словно бы пригвожденный моим взглядом.
- Так что же это было? - Я схватил его за руку. - Забава?
Представление? Как вы могли?
- Но, извините... - проговорил он, освобождая руку, потом посмотрел мне
в глаза и, словно сжалившись наконец, бросил, отвернувшись: - Это была
"шутошница".
- Что?
- Так называется примененный метод. Простите, но научная методика не
перестает быть строгой, даже если применяется шутка.
- Шутка? Это была шутка?
- Ну, вы обозлены, мне тоже не было приятно лежать и храпеть так долго.
Но что поделаешь - служба, - нескладно защищался он.
- Скажите хоть пояснее, что все это значит?
- Ах, Боже мой. Тут все не так просто. В некотором смысле, разумеется,
невинная шутка... для вас, конечно, без всяких последствий... Профессор мог
иметь скрытое намерение изучить реакцию...
- Мою?
- Да нет же! Господина Семприака. Извините, прошу меня извинить...
Пожалуйста, не задерживайте меня. Во всяком случае, уверяю вас, это
пустяки...
Не глядя на меня, он шаркнул ногой, словно ученик, и вышел, а точнее,
выбежал из комнаты, стукнув по дороге пальцем по шкафу, который находился
неподалеку от двери.
Я остался один среди отодвинутых и опрокинутых стульев, у стола,
который, с огрызками, грязными тарелками и пятнами вина, разлитого на
скатерти, представлял собой отвратительное, мерзкое зрелище. В тишине
Скачать книгу [0.18 МБ]
Пирамида