ситуа-ций недраматических, мир столь же поразительный, пожалуй, как моя или
наша (я имею в виду Олафа) реакция на него.
Ведь мы в течение десяти лет хлебнули столько ужасов, всего того, что
противно естеству человека, что ранит его и ломает, и возвращались, такие
сытые этим, сытые по горло; ведь каждый из нас, скажи ему кто-нибудь, что
возвращение запаздывает, что впереди новые месяцы пустоты, перегрыз бы,
наверное, говорящему глотку. И вот мы, уже не имевшие сил перено-сить
постоянный риск, слепую вероятность метеорит-ного попадания и это вечное
напряженное ожидание и муки, когда какой-нибудь Ардер или Эннессон не
воз-вращался из разведывательного полета, -- мы вдруг начинали ссылаться на
это время ужаса, как на что-то единственно истинное, настоящее, придающее
досто-инство и смысл нашему существованию. А ведь я еще и теперь содрогался,
вспомнив, как, сидя, лежа, вися в самых странных позах в круглой
радиокабине, мы ждали и ждали в тишине, прерываемой только мер-ным звучанием
позывных корабля, и видели, как в мертвом голубом свете капли пота стекают
со лба радиотелеграфиста, застывшего в таком же ожидании, в то время как
аварийные часы неслышно отсчитыва-ли секунды, минуты, так что, наконец, тот
миг, когда стрелка касалась красной точки диска, приносил облег-чение. Да,
облегчение... потому что тогда, наконец, можно было кинуться на поиски и
погибнуть самому, а это действительно казалось легче, чем ожидание. Мы,
пилоты, не ученые, были старыми волками, наше вре-мя остановилось еще за три
года до настоящего стар-та. Все эти три года нас приучали ко все
возрастаю-щим психическим перегрузкам. Они проводились в три основных этапа,
которые мы коротко называли Прес-сом, Дворцом Духов и Коронацией.
Дворец Духов. Человека запирали в небольшой ка-мере, так изолированной
от мира, как только можно себе представить. Туда не проникал ни один звук,
ни луч света, ни атом воздуха, ни родившееся снаружи колебание. Похожая на
небольшую ракету капсула бы-ла оборудована фантоматической аппаратурой,
снаб-жена запасами воды, продовольствия и кислорода. И в ней нужно было жить
в бездействии, в томитель-ном ожидании, месяц, казавшийся вечностью. Ни один
человек не выходил оттуда таким же, каким вошел. Мне, одному из самых
крепких подопечных доктора Янссена, только на третью неделю начали чудиться
те странные вещи, которые подстерегали других уже на четвертый, пятый день:
безликие чудо-вища, бесформенные толпы, выползающие из мертвенно светящихся
приборных щитков, чтобы вести со мной бессвязные разговоры, висеть над моим
вспотев-шим телом, а оно в это время расплывалось, изменя-лось,
разрасталось, наконец -- и это было, пожалуй, самое ужасное -- начинало как
бы обосабливаться, сначала подергивались отдельные волоконца мышц, затем
появились раздражения и онемения, судороги, потом какие-то движения, которые
я уже наблюдал словно совсем со стороны, ничего не понимая; и если бы не
предварительная тренировка, если бы не теоре-тические указания, я готов был
бы считать, что моими руками, шеей, головой овладели демоны. Стены кап-сулы
становились свидетелями сцен, которые невоз-можно описать, назвать; Янссен и
его люди с помощью соответствующих аппаратов наблюдали за тем, что делалось
внутри, но никто из нас тогда об этом не знал. Ощущение изоляции должно было
быть подлин-ным и полным. Исчезновение некоторых ассистентов доктора было
для нас непонятным. Уже во время по-лета Гимма сказал мне, что они просто не
выдержива-ли. Один, некто Гоббек, кажется, пытался силой от-крыть капсулу,
потому что не мог больше смотреть на муки запертого в ней человека.
Но это был всего лишь Дворец Духов. Потом сле-довал Пресс, с его
качелями и центрифугами, с ад-ской ускорительной машиной, которая могла дать
400 g -- ускорение, разумеется, никогда не применяв-шееся, потому что оно
превратило бы человека в мок-рое место, но и ста g было достаточно, чтобы в
долю секунды спина испытуемого стала липкой от выдавленной через кожу крови.
Третье испытание, Коронацию, я прошел совершен-но нормально. Это было
уже последнее решето, послед-няя ступень отсева. Аль Мартин, парень, который
тогда, на Земле, выглядел, как я сегодня, -- колосс, глы-ба железных
мускулов, олицетворение спокойствия, -- вернулся с Коронации на Землю в
таком состоянии, что его сразу вывезли из Центра.
Эта Коронация была очень простой штукой. Чело-века одевали в скафандр,
выводили на орбиту и на высоте около ста тысяч километров, там, где Земля
светила, как пятикратно увеличенная Луна, выбра-сывали из ракеты в пустоту,
а сами улетали. И надо было висеть в пустоте, болтая руками и ногами, и
ждать их возвращения, спасения; скафандр был на-дежный, удобный, имел
кислородную аппаратуру, климатизацию, обогревался каждые два часа, кор-мил
человека питательной пастой, выжимаемой из специального мундштука. Так что
ничего страшного не могло случиться, разве что испортился бы прикреп-ленный
снаружи к скафандру автоматический пеленгационный передатчик. В этом
скафандре не было толь-ко одной необходимой вещи -- радиосвязи, не было
умышленно, разумеется, так что в нем нельзя было услышать ни одного голоса,
кроме собственного. Сре-ди этой нематериальной черноты и звезд надо было
ждать. Довольно долго, правда, но не бесконечно. И это все.
Да, но люди сходили от этого с ума; на ракету Ба-зы их втаскивали
извивающимися, в каких-то эпилеп-тических конвульсиях. Это было наиболее
противно са-мому естеству человека -- абсолютное уничтожение, потеря себя,
смерть в полном сознании, это было зна-комство с вечностью, которая
проникала в человека и давала ему почувствовать свой чудовищный вкус.
Представление о бесконечной бездне внеземного су-ществования, всегда
считавшейся невероятной, непо-стижимой, становилось нашим уделом;
бесконечное падение, звезды между ненужными, извивающимися ногами,
бесполезность, ненужность рук, губ, жестов, всякого движения и
неподвижности, в скафандрах на-растал крик, несчастные выли... Хватит!
Довольно вспоминать то, что было только провер-кой, прелюдией,
продуманной и разыгранной с вели-чайшей предусмотрительностью: ни один
"коронован-ный" в физическом смысле не пострадал; всех отыска-ла ракета
Базы. Правда, нам даже этого не говорили, чтобы реальность ситуации была по
возможности мак-симальной.
Я прошел Коронацию прекрасно, потому что у ме-ня была своя система.
Очень простая, но не очень чест-ная: этого нельзя было делать. Когда меня
выкинули из люка, я закрыл глаза. Потом размышлял о разных вещах.
Единственное, что требовалось, -- воля. Ты должен был сказать себе, что не
откроешь своих не-счастных глаз, что бы ни случилось. Янссен, мне ка-жется,
знал о моей выдумке. Однако это не имело для меня никаких последствий. Может
быть, он считал, что я действовал правильно?
Но все это происходило на Земле или вблизи нее. Потом пришла уже не
выдуманная и не искусствен-но созданная в лаборатории пустота, которая
убивала всерьез и которая иногда милостиво позволяла уце-леть Олафу, Гимме,
Турберу, мне, тем семерым с "Одиссея", -- и даже позволила нам вернуться. А
после этого мы, ничего не жаждавшие так, как по-коя, увидев нашу мечту
идеально осуществленной, тут же почувствовали к ней отвращение. Кажется,
Скачать книгу [0.20 МБ]
Пирамида