Таких проблем у него еще не бывало, потому что он по
своей натуре не следовал курсу, ведущему к ним. Всю жизнь
он был искренен и правдив, говорил только то, что
действительно думал, не утаивал правды, не говорил лжи. А
то, что он сделал сейчас, было хуже, чем ложь. Это было
бесчестно.
Амулет не принадлежал ему. Он принадлежал Диане, и
все фибры души Дункана кричали, что он должен вернуть
талисман ей. А он, Дункан, ничего не сказал о том, что
талиман у него, и, глядя на него, члены его отряда тоже
ничего не сказали.
Кутберт говорил, что талисман почти не имеет силы.
Однако Вольферт, прапрадед Дианы, предпочел быть
изгнанным с конгресса колдунов, но не признать талисман
бессильным.
Именно из-за навязчивого чувства, почти уверенности
в потенциальной мощи талисмана Дункан и сделал то, что
сделал.
Даже если в талисмане есть какая-нибудь сила, дающая
минимальную защиту, он нужнее Дункану, чем кому-либо
другому, не для себя, конечно, а ради манускрипта. Дункан
должен доставить рукопись в Оксенфорд, и нет ничего, что
могло бы помочь ему в этом деле.
Не ради себя он стал бесчестным. Там, в Стэндиш
Хаузе, его преосвященство говорил, что в этом манускрипте
заложена величайшая - и, может быть, единственная -
надежда человечества. Если это правда, а Дункан в этом не
сомневался, тогда бесчестие - небольшая цена за то, что
записи неизвестного последователя Иисуса будут переданы в
руки ученого.
Но все-таки Дункану было неприятно.
Он чувствовал себя замаранным грязью обмана,
укрывательства, воровства.
Правильно ли он поступил? Граница между правильным и
неправильным была затенена, запятнана, и он не видел ее.
Он всегда инстинктивно знал, что правильно, а что - нет,
и все было чисто и отчетливо видно. Но тогда он имел дело
с простыми решениями, не имевшими осложняющих
обстоятельств, а здесь они были.
Он сидел внизу каменной лестницы, ведущей к дверям
замка. Перед ним растилалась зелень парка. Вокруг были
каменные скамьи, фонтаны, розовые кусты, цветущие клумбы,
деревья с пышными кронами.
"Красивое место, - подумал Дункан, - но не
природной, а искусственной красотой, созданой не обычными
людьми, как в других замках и парках, а колдовством
конгресса знающих и умелых." Здесь был мир и покой,
какие, казалось бы, не свойственны колдовству. Впрочем,
почему?
Ведь колдуны не обязательно должны быть злыми, хотя
бывали такие, что поворачивали свои знания во зло.
"Искушение делать зло, - думал Дункан, - всегда
преследовало людей, обладавших такой большой силой,
однако зло не было им присуще. Лишь очень немногие
поворачивали ко злу. Может, колдунов считали злыми только
из-за их громадных знаний. Люди, как правило, смотрят с
подозрением и недоверием на тех, кто имеет великую силу и
знание, на все то, чего не понимают, а знания колдунов
были, конечно, за пределами понимания остального
человечества."
У ограды из стоячих камней Конрад играл с Тайни,
бросая палку, и Тайни с восторгом бежал за ней и приносил
обратно.
Это как-то даже не вязалось с характером боевого
пса. Дэниел и Бьюти стояли в стороне и наблюдали за
игрой. Дункану казалось, что Дэниел смотрит
неодобрительно, а Бьюти вроде и сама охотно побежала бы
за палкой, если бы Конрад играл с нею.
Недалеко от Дэниела и Бьюти лежал грифон, по кошачьи
обернув вокруг тела длинный шиповатый хвост и подняв
голову.
Дункан услышал шорох позади и оглянулся. С лестницы
спускалась Диана, но какая Диана! На ней было тонкое
облегающее платье до пят, с поясом. Ее огненные волосы
резко выделялись на светло-зеленой ткани.
Дункан вскочил.
-- Миледи, вы прекрасны и очаровательны.
Она улыбнулась.
-- Благодарю вас, сэр. Кто, я вас спрашиваю, может
быть красив в кожаных штанах?
-- Даже в них вы излучали очарование. Но в этом
платье... У меня нет слов.
-- Не часто бывает, чтобы я одевалась таким образом
или имела причины для этого. Но раз в доме гости...
Она села на ступеньку, и он сел рядом с ней.
-- Я смотрел, как Конрад играет с Тайни.
-- Они хорошая пара. Вы давно их знаете?
-- С Конрадом мы неразлучны с детства, а Тайни я
знал щеночком, когда он был в самом деле крошкой. /*ТINу
- крошка (англ.)*/
-- Мэг на кухне, - сказала Диана, - готовит свиные
ножки с кислой капустой. Она говорит, что много лет не
ела этого блюда. Понравится ли вам?
-- Конечно. А что отшельник? Я весь день не видел
его.
-- Он ошалел. Стоит, опершись о посох, и смотрит в
пространство. Беспокойный человек.
-- Одурманенный. Неуверенный в себе, раздираемый
вопросами. Он сам не знает, что ему нужно. Много лет он
пытался различными способами стать святым, теперь решил
Пирамида