Никакая физическая и даже нравственная боль не сравнится со страданием, которое
я испытала. Все, что отшельники переживают за годы покаяния, уместилось в
единственную секунду небывало интенсивного чувства — словно удар молнии осветил
темные углы моей души. Как горсть праха, я осыпалась на пол, и из моих глаз
хлынул поток слез. Перед моим лицом оказался мятый лист Сутры Сердца, с которого
на меня глядели равнодушные знаки, говорящие, что и я, и мой неудавшийся побег,
и невыразимые муки, которые я испытывала в ту секунду — лишь пустая мнимость.
Желтый Господин не смеялся и смотрел на меня вроде бы даже с участием, но я
чувствовала; что он еле сдерживает смех. От этого мне было еще сильнее жаль
себя, и я все плакала и плакала, пока знаки, на которые капали мои слезы, не
потеряли форму, превратившись в черные расплывающиеся кляксы.
— Так больно? — спросил Желтый Господин.
— Нет, — ответила я сквозь слезы, — мне… мне…
— Что — тебе?
— Я не привыкла говорить с людьми откровенно.
— При твоем промысле это неудивительно, — усмехнулся он. — И все же, почему ты
плачешь?
— Мне стыдно… — прошептала я.
Я так мерзко ощущала себя в ту минуту, что ни о каких хитростях уже не думала, и
участие, которое проявлял ко мне Желтый Господин, казалось мне незаслуженным — я
то хорошо знала, что полагалось за мои дела. Если бы он принялся заживо сдирать
с меня кожу, я, наверное, не очень бы возражала.
— За что тебе стыдно?
— За все, что я натворила… Я боюсь.
— Чего?
— Боюсь, что духи возмездия пошлют меня в ад, — сказала я еле слышно.
Это было чистой правдой — среди видений, которые только что пронеслись перед
моим внутренним взором, мелькнуло такое: в ледяном мешке какое то черное колесо
наматывало на себя мой хвост, выдирая его из меня, но хвост никак не отрывался,
а все рос и рос, словно паутина из паучьего брюшка, и каждая секунда этого
кошмара причиняла мне невыносимые муки. Но ужаснее всего было понимание, что так
будет продолжаться целую вечность… Ада страшнее не может представить себе ни
одна лиса.
— А разве лисы верят в возмездие? — спросил Желтый Господин.
— Нам не надо верить или не верить. Возмездие наступает каждый раз, когда нас
сильно дергают за хвост.
— Так вот оно что, — сказал он задумчиво, — значит, надо было дернуть ее за
хвост…
— Кого?
— Несколько лет назад сюда приезжала замаливать грехи одна весьма развитая лиса
из столицы. В отличие от тебя она совершенно не боялась ада — наоборот, она
доказывала, что туда попадут абсолютно все. Она рассуждала так: даже люди иногда
бывают добры, насколько же небесное милосердие превосходит земное! Ясно, что
Верховный Владыка простит всех без исключения и немедленно направит их в рай.
Люди сами превратят его в ад — точно так же, как превратили в него землю…
Обычно я любопытна, но в ту минуту мне было так плохо, что я даже не спросила,
кто эта лиса из столицы. Но аргумент показался мне убедительным. Сглотнув слезы,
я прошептала:
— Так что же, выходит, надежды нет совсем? Желтый Господин пожал плечами.
— Понимание того, что все создано умом, разрушает самый страшный ад, — сказал
он.
— Понимать то я это понимаю, — ответила я. — Я читала священные книги и
разбираюсь в них очень даже неплохо. Но мне кажется, что у меня злое сердце. А
злое сердце, как правильно сказала эта лиса из столицы, обязательно создаст
вокруг себя ад. Где бы оно ни оказалось.
— Если бы у тебя было злое сердце, ты не пришла бы на звуки моей флейты. Сердце
у тебя не злое. Оно у тебя, как у всех лис, хитрое.
— А хитрому сердцу можно помочь?
— Считается, что при праведной жизни хитрое сердце может исцелиться за три
кальпы.
— А что такое кальпа?
— Это период времени, который проходит между возникновением вселенной и ее
гибелью.
— Но ведь ни одна лиса не проживет столько времени! — сказала я.
— Да, — согласился он. — Хитрое сердце сложно излечить, заставляя его следовать
нравственным правилам. Именно потому, что оно хитрое, оно непременно отыщет
способ обойти все эти правила и всех одурачить. А за три кальпы оно может
понять, что дурачит только себя.
— А быстрее никак нельзя?
— Можно, — ответил он, — Если есть сильное желание и решимость, то можно.
— Как?
— Будда дал много разных учений. Есть среди них учения для людей, есть для
духов, есть даже учения для богов, не желающих низвергнуться в нижние миры.
Учение для волшебных лис, идущих сверхземным путем, тоже есть, но отнесешься ли
ты к нему с доверием, если тебе расскажет о нем человек?
Я приняла самую почтительную позу и сказала:
— Поверьте, я с глубоким уважением отношусь к людям! Если мне и приходится
иногда подрывать их жизненную силу, это лишь потому, что такой создала меня
природа/Иначе мне не удалось бы добыть себе пропитание.
— Хорошо, — сказал Желтый Господин. — Я по счастливой случайности знаком с
тайным учением для бессмертных лис и готов передать его тебе. Больше того, я
обязан это сделать. Я скоро покину мир, и будет жалко, если это удивительное
знание исчезнет вместе со мной. А другую лису я вряд ли успею встретить.
— А как же ваша гостья из столицы? Почему вы не передали учение ей?
— И Хули не годится, — сказал он.
Так вот кто была эта лиса из столицы! Оказывается, тайком приезжала сюда
замаливать грехи. А на словах даже не соглашается, что грехи бывают.
— Почему сестричка И не подходит? — спросила я. — Ведь вы сами сказали — она
приезжала покаяться в содеянном.
— Она чересчур лукава. Она кается тогда, когда замышляет совсем уж мрачное
злодеяние. Старается облегчить душу для того, чтобы та могла вместить еще больше
зла.
— Я тоже способна на такое, — ответила я честно.
— Я знаю, — сказал Желтый Господин. — Но ты при этом будешь помнить, что
собираешься совершить преступление, поэтому мошенничество с фальшивым покаянием
у тебя не пройдет. А вот И Хули, запланировав следующее злодейство, может
настолько искренне покаяться в предыдущем, что действительно облегчит свою душу.
Она слишком уж хитрая доя того, чтобы когда нибудь войти в Радужный Поток.
Он выделил эти два слова интонацией.
— Куда? — спросила я.
Пирамида