— Допустим, со сверхоборотнем разобрались. А что такое Радужный Поток?
— Просто мир вокруг, — сказала я. — Видишь цвета — синий, красный, зеленый? Они
появляются и исчезают в твоем уме. Это и есть Радужный Поток. Каждый из нас —
сверхоборотень в Радужном Потоке.
— То есть мы уже вошли в Радужный Поток?
— И да и нет. С одной стороны, сверхоборотень с самого начала в Радужном Потоке.
А с другой стороны, он никогда не сможет в него войти, потому что Радужный Поток
— просто иллюзия. Но противоречие здесь только кажущееся, потому что ты и этот
мир — одно и то же.
— Ага, — сказал он. — Интересно. Ну, давай дальше.
— Сверхоборотень — небесное существо. Небесное существо никогда не теряет связи
с небом.
— Что это значит?
— В этом мире нет ничего кроме пыли. Но небесное существо помнит про свет,
который делает пыль видимой. А бесхвостая обезьяна просто пускает пыль в глаза
себе и другим. Поэтому, когда умирает небесное существо, оно становится светом.
А когда умирает бесхвостая обезьяна, она становится пылью.
— Свет, пыль, — сказал он, — значит, все таки что то там есть! Есть какая то
личность. У тебя, например, она точно имеется, рыжая. Я это за последнее время
хорошо ощутил. Скажешь, нет?
— Эта личность со всеми своими вывертами и глупостями просто пляшет как кукла в
ясном свете моего ума. И чем глупее выверты этой куклы, тем яснее свет, который
я узнаю вновь и вновь.
— Теперь ты сама говоришь «мой ум». А только что говорила, что он не твой.
— Так уж устроен язык. Это корень, из которого растет бесконечная человеческая
глупость. И мы, оборотни, тоже ею страдаем, потому что все время говорим. Нельзя
открыть рот и не ошибиться. Так что не стоит придираться к словам.
— Хорошо. Но личность, которая пляшет как кукла — это ведь ты и есть?
— Нет. Я не считаю эту личность собой, потому что я — вовсе не кукла. Я — это
свет, который делает ее видимой. Но свет и кукла — просто сравнения, и к ним не
следует цепляться.
— Да, рыжая, — сказал он. — Долго ж ты эти вопросы изучала… Слушай, так сколько
тебе все таки лет?
— Сколько надо, — сказала я и покраснела. — А насчет собаки и льва — не
обижайся, пожалуйста. Это классическая аллегория, причем очень древняя, честное
слово. Собака смотрит ца палку, а лев — на того, кто ее кинул. Кстати, когда это
понимаешь, становится намного легче читать нашу прессу…
— Насчет собак и львов я понял, могла бы не повторять, — ответил он с сарказмом.
— А насчет прессы и без тебя знаю. Лучше скажи, куда смотрят лисы?
Я виновато улыбнулась.
— Мы, лисы, одним глазком глядим на палку, а другим на того, кто ее кидает.
Потому что существа мы несильные, а хочется не только усовершенствовать душу, но
и пожить немного. Вот поэтому глаза у нас чуть чуть косые…
— Надо будет кинуть тебе пару палок, проверить, куда ты смотришь.
— Сегодня вы в ударе, поручик. Александр почесал подбородок.
— Ну а где главный вывод? — спросил он.
— Какой?
— Ну, как все это контролировать? Чтоб пользу приносило?
— Контролировать довольно трудно, — сказала я.
— Почему?
— Замучаешься искать контролера.
— Да, так вроде и выходит, — сказал он. — Не уверен, что это мне нравится.
— А что не так?
— Радужный Поток, сверхоборотень — все хорошо. Допустим, с контролем тоже вопрос
решили. Но я главного не пойму. Кто все это создает? Бог?
— Мы сами, — сказала я. — Мало того, мы и Бога создаем.
— Ну ты залепила, рыжая, — усмехнулся он. — Тебе лишь бы без Бога обойтись. Чем
создаем? Хвостом, что ли?
Я так и замерла на месте.
Трудно описать эту секунду. Все догадки и прозрения последних месяцев, все мои
хаотические мысли, все предчувствия — вдруг сложились в ослепительно ясную
картину истины. Я еще не понимала всех последствий своего озарения, но уже
знала, что тайна теперь моя. От волнения у меня закружилась голова. Наверно, я
побледнела.
— Что с тобой? — спросил он. — Тебе плохо?
— Нет, — сказала я и через силу улыбнулась. — Просто мне надо побыть одной.
Прямо сейчас. Пожалуйста, не отвлекай меня. Это очень, очень важно.
*
Мир устроен загадочно и непостижимо. Желая защитить лягушек от детской
жестокости, взрослые говорят, что их нельзя давить, потому что пойдет дождь — и
в результате все лето идут дожди из за того, что дети давят лягушек одну за
другой. А бывает и так — стараешься изо всех сил объяснить другому истину и
вдруг понимаешь ее сам.
Впрочем, последнее для лис скорее правило, чем исключение. Я уже говорила —
чтобы понять что то, мы, лисы, должны кому нибудь это объяснить. Это связано с
особенностями нашего разума, который по своему назначению есть симулятор
человеческих личностей, способный к мимикрии в любой культуре. Говоря проще,
наша сущность в том, чтобы постоянно притворяться. Когда мы что то объясняем
другим, мы притворяемся, что сами все уже поняли. А поскольку существа мы умные,
обычно приходится понять это на самом деле, как ни уворачивайся. Говорят, что
серебряные волоски у нас в хвосте появляются именно по этой причине.
Когда я притворяюсь, у меня все всегда получается натурально. Поэтому я
притворяюсь всегда — так выходит гораздо правдоподобнее, чем если я вдруг начну
вести себя искренне. Ведь что значит вести себя искренне? Это значит
непосредственно выражать в поведении свою сущность. А если моя сущность в том,
чтобы притворяться, значит, единственный путь к подлинной искренности для меня
лежит через притворство. Я не хочу сказать, что никогда не веду себя
непосредственно. Наоборот, я изображаю непосредственность со всей искренностью,
которая есть в моем сердце. В общем, слова опять подводят — я говорю об очень
простой вещи, а кажется, что я фальшивое существо с двойным дном. Но это не так.
Дна у меня нет совсем.
Поскольку лиса может притвориться чем угодно, она постигает высшую истину в тот
момент, когда притворяется, что она ее постигла. А делать это лучше всего в
беседе с менее развитой сущностью. Но, говоря с Александром, я совершенно не
думала о себе. Я действительно изо всех сил старалась помочь ему. А получилось,
что он помог мне. Какой удивительный, непостижимый парадокс… Но этот парадокс и
есть главный закон жизни. Я приближалась к истине постепенно:
Пирамида
