— Адель, — прошептал он, — душенька…
А дальше начался кошмар.
Пошатнувшись, он издал ужасный воющий звук и буквально вывалился наружу из
собственного тела — словно оно было бутоном, за несколько секунд раскрывшимся в
жуткий лохматый цветок. Как выяснилось, человек по имени Александр был просто
рисунком на двери в потустороннее. Теперь эта дверь распахнулась, и наружу
вырвался тот, кто уже долгое время следил за мной сквозь замочную скважину.
Передо мной стоял монстр, нечто среднее между человеком и волком, с оскаленной
пастью и пронзительными желтыми глазами. Сперва я подумала, что одежда
Александра исчезла. Потом я поняла, что его китель и брюки трансформировались
вместе с ним: торс покрывала пепельно серая шерсть, а задние лапы были темнее, и
на них можно было различить неровный след лампасов. На груди зверя было
продолговатое пятно, похожее на отпечаток сбившегося набок галстука. Когда я
опустила глаза ниже, меня охватил ужас. Я никогда раньше не видела, как это
место выглядит у возбужденного волка. А выглядело оно, на мой взгляд] страшнее
любой оскаленной пасти.
Тут я поняла, что так и стою на четвереньках, задрав хвост и выпятив в его
сторону свою беззащитную попку. Беззащитную, поскольку моя антенна не работала и
остановить его мне было нечем. Я догадывалась, как может быть истолкована моя
поза, но меня парализовало — вместо того чтобы вскочить, я все глядела на неге
через плечо. Так бывает в некоторых снах — надо срочно убегать, а ты стоишь на
месте, и никак не подучается оторвать от земли свинцовые ноги. Я даже не могла
согнать с лица идиотскую ухмылку — как у воришки, пойманного на месте
преступления.
— Р р рарра, — сказал он. — Р рррау у…
— Братан, — пролепетала я, — подожди. Я все объясню…
Он зарычал и шагнул ко мне.
— Ты об этом даже не думай, понял? Я тебе серьезно говорю, серый, тормози…
Он мягко упал на передние лапы руки и сделал ко мне еще шаг. Нужны были совсем
другие слова, причем срочно. Но где их было взять?
— Слушай… Давай спокойно все обсудим, а? Он оскалил пасть и поднял свой серый
хвостище, почти скопировав мою рабочую стойку.
— Подожди, серенький, — прошептала я, — не надо…
Он прыгнул, и на секунду мне показалось, что свет закрыла низкая и страшная
грозовая туча. А в следующий миг туча рухнула на меня.
*
Лежа на диване, затянутом чем то вроде шкуры мамонта альбиноса, я рыдала в
подушку и сама не понимала, откуда во мне столько слез — подушка была уже мокрой
с обеих сторон.
— Ада, — позвал Александр и положил ладонь мне на плечо.
— Уйди, урод, — всхлипнула я и стряхнула его руку.
— Извини, — сказал он робко, — я не хотел…
— Сказала же, уйди, сволочь.
Я опять залилась слезами. Через минуту или две он снова попытался коснуться
моего плеча.
— Я же тебя три раза спросил, — сказал он.
— Издеваешься?
— Почему издеваюсь. Я ведь тебе говорил. Про звериное тело, про физическую
близость. Разве нет?
— А как я могла догадаться? Он пожал плечами.
— Ну, например, по запаху.
— Лисы запахов не чувствуют.
— А я про тебя сразу все понял, — сказал он и неловко погладил меня по руке. —
Во первых, люди так не пахнут. А во вторых, Михалыч все уши прожужжал. «Товарищ
генерал лейтенант, я тут смотрел запись — реально вопрос надо решать с бабой.
Она там стоит на четвереньках, глаза злые, страшные, в жизни таких не видел, а
на спине — огромная рыжая линза. И она этой линзой нашему консультанту мозг
прожигает! Направила луч, а тот аж заколдобился…» Я сперва подумал, что у него
совсем от кетамина крыша съехала. А потом посмотрел запись — действительно… За
линзу он твой хвост принял.
— Какую еще запись?
— Твой клиент, которого ты до крови отхлестала, домашнее порно снимал. Скрытой
камерой.
— Что? Когда я в долг работала?
— Ну это я не знаю, ваши дела. Он, как в себя пришел, сразу пленку нам принес.
— Интеллигент, твою мать, — не сдержалась я.
— Да, — согласился он, — не очень красиво. Но такие люди. А что, Михалыч тебе
фоток не показывал? У него же целая папка была, специально распечатали для
разговора.
— Не успел… Значит, всю эту мерзость, которую ты сейчас со мной проделывал,
потом Михалыч будет смотреть?
— У меня здесь ни одной камеры нет, успокойся, милая.
— Не называй меня милой, волчара, — всхлипнула я. — Грязный развратный самец. Со
мной такого за последние… — я вдруг почему то решила не упоминать никаких дат, —
со мной такого отродясь никто не делал. Какая гадость!
Он втянул голову в плечи, словно его отстегали мокрой тряпкой. Это было
любопытно — хоть на него совсем не действовал мой хвост, зато, похоже, сильно
действовали мои слова. Я решила проверить свое наблюдение.
— У меня там все такое нежное, хрупкое, — сказала я жалобно. — А ты мне все
разорвал своим огромным членом. Теперь я, наверно, умру…
Он побледнел, расстегнул китель и вынул из кобуры здоровенный никелированный
пистолет. Я испугалась, что он сейчас пальнет в меня, как Роберт де Ниро в
занудливую собеседницу у Тарантино, — но, к счастью, ошиблась.
— Если с тобой что нибудь случится, — сказал он серьезно, — я пущу пулю себе в
лоб.
— Убери. Я сказала, убери подальше… Ну пустишь ты себе пулю в свою дурную
голову. А мне что, легче будет? Я же тебя просила — не надо!
— Я думал, — сказал он тихо, — ты кокетничаешь.
— Кокетничаю? Да у тебя елдак в три раза больше, чем этот пистолет, волчина!
Какое кокетство, тут бы живой остаться! Сейчас ведь детей на уроках учат — если
девушка говорит «нет», это значит именно «нет», а не «да» или «ах я не знаю».
Вокруг этого на Западе все дела об изнасиловании крутятся. Вам в Академии ФСБ не
объясняли?
Он понуро покачал головой из стороны в сторону. На него было жалко смотреть. Я
почувствовала, что пора остановиться. Палку можно было перегнуть, Тарантино мне
вспомнился не зря.
— У тебя есть бинты и йод? — спросила я слабым голосом.
— Сейчас пошлю Михалыча, — сказал он и вскочил.