Я уныло заглянул в пустую жестянку из-под кофе и
втиснул ее в шкафчик под мойкой. Чаю попью, вот что я сейчас
сделаю. Я поставил чайник, а сам встал у окна и прислонился
лбом к холодному стеклу.
Экая все-таки мерзопакость. Ведь казалось же, что все
наладилось, все заботы позади, так нет же - теперь ребро.
Тот, кто ведает судьбой моей, махнул рукой на изящество
выдумки и обратился к приемам прямым, грубым, подлым. Ну, на
что это похоже? Среди бела дня, в пределах огромного
мегаполиса, солидный пожилой человек, не спортсмен
какой-нибудь легкомысленный, не буян и не алкоголик, вдруг
ни с того, ни с сего ломает ребро! Горько и неприлично...
Я сходил в кабинет за дэшиелом хэмметом и принялся
пристраиваться около кухонного стола в поисках позы,
наименее болезненной. Как и в прошлые разы, оказалось, что
легче всего мне в излюбленной катькиной позе: колени на
табуретке, локти на столе, задница в воздухе. В этой позе я
и стал жить. В этой позе я стал пить чай и читать про
пудовую статуэтку сокола из чистого золота, которую
мальтийские рыцари изготовили когда-то в подарок королю
испании, а в наши дни началась за нею кровавая гангстерская
охота. Когда я дочитал до того места, где в контору сэма
спэйда вваливается продырявленный пятью пулями капитан "ла
паломы", в дверь позвонили.
Кряхтя и постанывая, с огромной неохотой оторвавшись от
сэма спэйда, я побрел открывать. Оказывается, за это время я
успел начисто забыть и про ноты падшего ангела, и про гогу
чачуа, и поэтому, увидев его на пороге, я испытал
потрясение, тем более, что лицо его...
Нет, строго говоря, лица на нем не было. Был огромный,
с синими прожилками светло-голубой нос над толстыми усами с
пробором, были губы, бледные и дрожащие, и были черные
тоскливые глаза, наполненные слезами и отчаянием. Проклятые
ноты, свернутые в трубку, он судорожно сжимал в волосатых
кулаках, прижатых к груди. Он молчал, а у меня так
перехватило дух от ужасного предчувствия, что и я не мог
выговорить ни слова и только посторонился, давая ему дорогу.
Как слепой, он устремился в прихожую, натолкнулся на
стенку и неверными шагами двинулся в кабинет. Там он обеими
руками бросил ноты на стол, словно эта бумажная трубка
обжигала его, упал в кресло и ладони прижал к глазам.
Ноги подо мной подогнулись, и я остановился в дверях,
ухватившись за косяк. Он молчал, и мне казалось, что
молчание это длится невероятно долго. Более того, мне
казалось, что оно никогда не кончится, и у меня возникла
дикая надежда, что оно никогда не кончится и я не услышу
никогда тот ужас, который принес мне чачуа. Но он все-таки
заговорил:
- Слушай...- Просипел он, отрывая руки от лица и
запуская пальцы в густую шерсть над ушами.- Опять "спартак"
пропер! Ну, что ты будешь делать, а?
Глава V
И опять приснился мне сон, исполненный бессилия и
безнадежности: будто с пушечным громом распахнулись вдруг
все окна и двери и тугим сквозняком вынесло из синей папки
все, что я написал, в озаренное кровавым заревом
пространство над шестнадцатиэтажной пропастью, и
закружились, замелькали, закувыркались разносимые ветром
странички, и ничего не осталось в синей папке, но еще можно
было сбежать вниз, догнать, собрать, спасти хоть что-нибудь,
да вот только ноги будто вросли в пол, и глубоко в тело
вошли удерживающие меня над лоджией крючья. "Катя!"-
Закричал я и заплакал в отчаянии, и проснулся, и оказалось,
что глаза у меня сухи, ноги свело, и невыносимо болит бок.
Некоторое время я лежал под светлыми квадратами на
потолке, терпеливо двигал ступнями, чтобы избавиться от
судороги, и мысли мои текли лениво и без всякого порядка.
Думалось мне, что я все-таки очень нездоров, и придется мне
внять все-таки убеждениям катьки и лечь на обследование... И
сразу все затормозится, все остановится, и надолго закроется
моя синяя папка...
И еще я подумал, что хорошо бы распечатать ее в двух
экземплярах, и пусть один экземпляр хранится у риты... Хотя,
с другой стороны, она тоже не девочка, что-то у нее
нехорошее то ли с почками, то ли с печенью... Совершенно
непонятно, просто представить себе нельзя, как, где, у кого
можно поместить рукопись на хранение - чтобы и хранили, и не
совали бы в нее нос...
Потому что вполне возможно, что нынешний сон мой -
пророческий: ничего мне не успеть закончить, и разметет мою
синюю папку сквозняк тугой по канавам и помойкам. И листочка
не останется, чтобы засунуть его в машину на предмет
определения нкчт...
И вот когда я вспомнил про нкчт (просто так вспомнил, к
мысли пришлось по принципу иронии и жалости), вот тогда
словно сама собой проявилась у меня догадка, ясная и сухая,
как формула: не ценность произведения они там определяют, а
Скачать книгу [0.13 МБ]