- А рецензию вашу петь не будут. И печатать ее тоже не
будут. Никогда. Потому в нкчт у нее всего четыре. На прошлые
времена и на все будущие. Так она и сгниет, никем
нечитанная.
Удивительное ощущение возникло у меня в этот момент. Он
словно хотел подсказать мне что-то, навести на какую-то
мысль. Он словно в какую-то невидимую мне дверцу моего
сознания стучался: "открой! Впусти!" Но все произнесенные
нами слова и высказанные мысли были сами по себе банальны до
бесцветности, и никакого отклика во мне они не находили.
Словно кто-то пуховой подушкой бил в стальную дверь намертво
запертого сейфа.
- Ну и правильно...- Сказал я нерешительно.- И господь
с ней. Тоже мне - художественная ценность...
Он помолчал, разминая пальцами кожу над бровями.
- Я пошутил, феликс Александрович,- сказал вдруг он
почти виновато.- Конечно же, вы совершенно правы.
Он снова замолк. Молчал и я, пытаясь понять, в чем же
именно оказался я прав, да еще - совершенно прав. И еще, в
чем была соль шутки. И когда молчание стало неловким и даже
неприличным, я произнес:
- Ну, что же... Я пойду, пожалуй?
- Да-да, конечно, большое вам спасибо.
- Папку я возьму?
- Разумеется, прошу вас.
- А может быть, она вам...
- Нет-нет, большое спасибо. Мы выжали из нее все, что
можно.
- Так что мне больше приходить не надо?
Он поднял на меня невеселые глаза.
- Я всегда буду рад вас видеть, феликс Александрович.
Правда, завтра меня здесь не будет. Приходите послезавтра,
если соберетесь.
Не знаю, что он имел в виду на самом деле, но для меня
это приглашение прозвучало скорее как приказ. И опять демон
склоки шевельнулся в душе моей, но я не дал ему воли. Я
ограничился тем, что пожал плечами, и принялся завязывать
тесемки на папке, и тут он сказал:
- Ноты, пожалуйста, не забудьте, феликс Александрович.
Оказывается, я чуть не забыл у него на столе эти
дурацкие ноты. Он смотрел, как я запихиваю их в папку, как
снова завязываю тесемки, а когда мы уже попрощались и я уже
шел к выходу, он сказал мне вслед:
- Феликс Александрович, я бы не советовал вам носить
эту партитуру по улицам. Мало ли что может случиться...
Но я решил ничего не уточнять. С меня было довольно.
Словно бы не услышав ничего, я молча вышел в коридорчик и
плотно прикрыл за собой дверь. В коридорчике никого не было.
От банной до метро я шел пешком. Я брел, оскальзываясь,
по обледенелым тротуарам, проталкивался через скопления
провинциалов у дверей модных магазинов, пробирался через
скопления автомобилей на перекрестках и при этом почти
ничего вокруг себя не замечал. Мысли мои неотступно
возвращались к беседе с моим странным знакомым. Кстати, он
ведь так себя и не назвал! И как ему это удалось? Странно,
странно...
С одной стороны, казалось бы, что тут такого?
Встретились два интеллигентных человека. По делу.
Познакомились. Ну, ладно, один из них себя не назвал, а
другой вспомнил об этом только после беседы. Это далеко не
самое странное. Два интеллигентных, несомненно симпатичных
друг другу человека обменялись кое-какими довольно
отвлеченными соображениями по поводу вполне банальных
предметов: гениальность, творчество, литература, читатели,
тиражи и тэ дэ. Но почему после этой беседы у меня словно
занозы засели в сознании? Где-то вот здесь, за ушами, будто
зудит что-то. Но что именно и почему?
Уже в метро, стиснутый между двумя детскими колясками
(в одной был ребенок, а в другой - резиновые камеры для
"москвича") я внезапно совершенно отчетливо услышал сквозь
грохот колес его голос: "Анатолий ефимович не только хотел
написать эту комедию. Он ее и написал. А в марте пятьдесят
второго года все это в кукушкине и произошло".
Так. Вот она, первая заноза. Сначала написал, а потом
уже все это произошло. Вздор, вздор, это мне послышалось,
конечно. Или оговорка. Главное - что у него было с Анатолием
ефимовичем? И когда он, собственно, успел? Анатолий
ефимович, не в пример подавляющему большинству моих коллег,
был человеком крайне замкнутым, я бы даже сказал -
нелюдимым. Заседаниями он манкировал, даже самыми
ответственными. Салоны не посещал и в доме своем, упаси бог,
таковых не устраивал. В клубе почти не появлялся, спиртного
не любил, а предпочитал хороший чай, заваренный
собственноручно в домашних условиях. Друзей у него
практически не осталось: одни умерли еще до войны, другие
погибли, а третьи, как он однажды выразился, "избрали часть
благую". В сущности он был одинок, я каждый раз думал об
этом, когда видел в углу его кабинета груду нераспечатанных
пачек с многочисленными переизданиями его трилогии, той
самой, удостоенной всех мыслимых Лавров,- он не раздаривал
даже авторские экземпляры, ему некому было их раздаривать.
Собственно, кроме меня он принимал в своем доме еще
семь человек. Я всех их знал, и уверен я, что никто из них и
не слыхивал об "изпитале". А нынешний мой знакомец не только
слыхал об этой комедии, но и явно читал ее! Странно,
странно... Может быть, они когда-то, еще задолго до меня,
были близки, а потом рассорились? Но ведь он примерно моего
возраста, он в сыновья Анатолию ефимовичу годится, так когда
же бы они успели?..
Я так ничего и не придумал по этому поводу, а потом все
Скачать книгу [0.13 МБ]
Пирамида