него прямо-таки редкостная, я таких критиков и среди наших
профессионалов не знаю. И вот этот талант к анализу роковым
образом оборачивается его неспособностью к синтезу, потому
что сила писателя, на мой взгляд, не в том, чтобы уметь
найти единственное верное слово, а в том, чтобы отбросить
все заведомо неверные. А леня, бедняга, сидит и день за днем
мучительно, до помутнения в мозгах, взвешивает на внутренних
весах своих, как будет точнее сказать: "она тронула его
руку" или "она притронулась к его руке"... И в отчаянии он
звонит за советом вале, и жестокий валя демченко, не теряя
ни секунды, отвечает ему знаменитым аверченковским: "она
схватила ему за руку и неоднократно спросила, где ты девал
деньги..." И тогда он в отчаянии звонит мне, а я тоже не
сахар...
Но есть, есть между нами некое сродство! Я уверен, что
прочитай я ему из своей синей папки, он понял бы меня так,
как, быть может, никто другой на свете не понял бы и не
принял бы. Только читать ему из синей папки никак нельзя.
Ведь он же болтун, он как худое ведро, ничего в нем не
держится. Это же любимое занятие его: собирать сведения и
затем распространять их кому попало и где попало, да еще и
непременно с комментариями... При его великолепной памяти и
с его сумеречным воображением... Нет, подумать жутко -
читать ему из синей папки!
А вот он читал мне из своей повести, над которой тоже
работает второй год,- про спринтера, гениального спортсмена
и несчастного человека. Этот его герой бьет все рекорды на
расстояниях до километра, все им восхищаются, все ему
завидуют, но никто не знает, почему он эти рекорды бьет. А
дело в том, что на тартановой дорожке немедленно просыпается
в нем слепой первобытный ужас преследуемого животного.
Каждый раз рвется он к финишу, забыв в себе все разумное,
все человеческое, с одной только целью - во что бы то ни
стало спасти жизнь, оторваться и уйти от настигающей его
своры хищников, стремящихся догнать, завалить и сожрать
заживо. И вот он получает призы, мировую известность,
почести - и все за свою патологическую, атавистическую
трусость, а человек он честный, и любит его славная
девушка...
Мне нравятся такие повороты. Редакторам вот не
нравятся, а мне нравятся. Это вам не бурный романчик между
женатым начальником главка и замужним технологом на фоне
кипящего металла и недовыполнения плана по литью.
Размышляя о литературе, о сюжетах и о шибзде баринове,
я уселся завтракать. Мною же придуманный ядовитый пример
насчет бурного романчика вдруг занял мое воображение.
Десятилетия проходят, исписываются тысячи и тысячи страниц,
но ничего, кроме откровенной халтуры или, в лучшем случае,
трогательной беспомощности, литература такого рода не
демонстрирует.
И ведь вот что поразительно: сюжет-то ведь реально
существует! Действительно, металл льется, планы
недовыполняются, и на фоне всего этого и даже в связи со
всем этим женатый начальник главка действительно встречается
с замужним технологом, и начинается между ними конфликт,
который переходит в бурный романчик, и возникают жуткие
ситуации, зреют и лопаются кошмарные нравственно-организаци-
онные нарывы, и все это вплоть до парткома...
Все это действительно бывает в жизни, и даже частенько
бывает, и все это, наверное, достойно отображения никак не
меньше, нежели бурный романчик бездельника-дворянина с
провинциальной барышней, вплоть до дуэли. Но получается
лажа.
И всегда получалась лажа, и между прочим, не только у
нашего брата - советского писателя. Вон у хемингуэя высмеян
бедняга халтурщик, который пишет роман о забастовке на
текстильной фабрике и тщится совместить проблемы профсоюзной
работы со страстью к молодой еврейке-агитатору. Замужний
технолог, еврейка-агитатор... Язык человеческий протестует
против таких сочетаний, когда речь идет об отношениях между
мужчиной и женщиной. "Молодая пешеход добежал до переход..."
У меня вот в "товарищах офицерах" любовь протекает на
фоне политико-воспитательной работы среди офицерского
состава н-ского танко-самоходного полка. И это ужасно. Я
из-за этого собственную книгу боюсь перечитывать. Это же
нужен какой-то особенный читатель - читать такие книги! И он
у нас есть. То ли мы его выковали своими произведениями, то
ли он как-то сам произрос - во всяком случае, на книжных
прилавках ничего не залеживается.
Я пил кефир, стоя перед окном. Светало и был мороз.
Деревья и кустарники - все было белое. Гасли огни в доме
напротив, спешили к автобусной остановке черные человечки по
нерасчищенным тропинкам среди сугробов. Машины неслись,
подфарники у некоторых были уже погашены.
Потому что нет в наше время любви, подумал я вдруг.
Есть романчики, а любви нет. Некогда в наше время любить:
автобусы переполнены, в магазинах очереди, ясли на другом
конце города, нужно быть очень молодым и очень беззаботным
человеком, чтобы оказаться способным на любовь. А любят
сейчас только пожилые пары, которым удалось продержаться
вместе четверть века, не потонуть в квартирном вопросе, не
озвереть от мириад всеразъедающих мелких неудобств,
полюбовно поделить между собой власть и обязанности. Вот как
валя демченко со своей сонечкой. Но такую любовь у нас не
принято воспевать. И слава богу. Воспевать вообще ничего не
надо. Костя кудинов пусть воспевает. Или ойло союзное...
- Однако все это философия, а не пора ли за работу?-
Произнес я вслух.
И я стал мыть посуду. Я не выношу, когда у меня в мойке
хоть одна грязная тарелка. Для нормальной работы необходимо,
Скачать книгу [0.13 МБ]
Пирамида