Есть принципиальная разница между иной логикой
Неизвестного, которое проникает в наши обычные сны,
оставаясь цельным в своей инаковости, и между
алогизмом, бессмысленностью образов и взаимосвязей
нашего сознания с его разбитой социализацией
целостностью.
Исследуя и меняя свою речевую деятельность и
историю речевого обобществления своего сознания,
ищущий может очень глубоко очистить и восстановить
свою цельность как наяву, так и во сне. Наиболее
добротная позиция в этом процессе — как и во всем
остальном: тщательно и бережно перебрать все, чем вы
располагаете и чем вас напичкали, и оставить в языке,
синтаксисе и общении то, что вы ощущаете как
несомненно живое и достоверное.
Когда достает свободы собрать себя цельным высоким
взглядом, видна неслучайность и плодоносность нашей
встречи с Неизвестным. Наша жизнь с неизвестным в
крови дальше чувствуется и ощущается в меру
меняющейся глубины памяти. Приливы и отливы
достоверности, приносящие время от времени неуют и
забвение, происходят не столько от близкого дыхания
Иного, сколько от того, что та область внутри нас,
которая рождает все богатство оттенков света
доверчивости, доверительности, доверия, веры с одной
стороны и благорасположенности, благожелательности,
благонамеренности и благодеяния с другой, — эта
область внутри нас сжата. Не так важно, каким жнецом
были сжаты эти поля в нас.
Важно то, что работы и усилия, совершаемые, чтобы
оградить эти самые тонкие и нежные поля в нас, не
нуждаются в самооправдании и правомерность их
глубоко естественна, — они имеют смысл. В отличие от
хищного произвола вседневного течения смутных
людских дел, естественных поначалу и бессмысленно
гибельных в итоге.
Плодотворность этих усилий не имеет ничего общего с
предъявлением счета миру или с ложно понятой и
сомнительно вошедшей в обиход идеей жертвенности,
— эти работы не имеют вообще ничего общего с
торговлей или наказанием-поощрением.
В основе нашей жизни с Неизвестным может быть
только согласие, рожденное однозначностью и
непреложностью свободного выбора: как известно, дух
в нас питается только свободой.
3
На самом деле никто не знает причин возникновения
речи. Известно только, что когда-то её не было в
употреблении.
Но очевидно, что каково бы ни было происхождение
Слова, эта была самая болезненная и мутагенная
прививка человечеству, давшая много страшных и
прекрасных плодов, необратимо изменивших его
судьбу.
Основное отягощение, которое речь привнесла в развитие человечества
—создание плоской иллюзорной реальности -описание мира. Это
связано в большой мере с тем, что в силу каких-то обстоятельств, из
которых очевидным является только детский возраст человечества,
речь использовалась и используется не по своему назначению.
Речь создала иллюзию смертности человеческого тела.
Речь же создала иллюзию Бога. Речь создала много
других вещей, которых на самом деле нет нигде, кроме
как в самом языке и в нашем уме. Но почему же эти
несуществующие вещи с течением времен становятся
единственной реальностью и судьбой многих и многих,
и многих поколений человеков?
Иногда речь и язык представляются этаким троянским
конем, разрушившим истинную судьбу человечества и
толкнувшим его в бездну заблуждений. Почему речь
обрела ведущее положение в обшественых способах
познания и обмена знаниями и информацией? Есть ли в
этом смысле у речи преимущества по сравнению с
деятельностью наших невербальных центров
восприятия, общения и обмена знаниями — от
генетических до жестикуляционно-пластических и
эмоционально-энергетических? Если исходить из
ценностей свободы и целостности, на этот вопрос
придется ответить отрицательно. Путаница и
конкурирующая подмена функций речи и более
древних центров восприятия и действия произошла в
силу недавнего присутствия речи и речевых центров, в
том числе мыслительных, в человеческом.
В силу каких-то обстоятельств основной функцией речи
стало создание и воспроизведение нового
общественного порядка. Наиболее поразительным в
таком общественном порядке (и соглашении) является
то, что социальные структуры почти в точности
воспроизводят синтаксис, т.е. порядок и последова-
тельность речи: сетевая структура как бы
всеобъемлющих и всепроникающих ассоциаций
смысла, линейная однонаправленная
последовательность разворачивания времени,
неизбежно приводящая к иерархичности.
Это наводит на странную мысль о том, что
первоначально синтаксис языка был внедрен в
человеческое сознание или был заимствован им из
источника, в котором язык отражал определенные типы
обобществления сознания, на которые указывалось в
Пирамида