2
Запуганности сознания и несусветность наших обычных
снов есть следствие захваченности речевой
социализацией, неадекватной реальности. Имеется в
виду не необычность снов, а бредовый алогизм и
неразбериху неясности в них. А точнее, обратим
внимание на один из источников сути и логики бреда.
Основной источник, он же и смысл бреда:
переживаемое и воспринимаемое не соответствует
реальности. Это несоответствие содержится в
дистанции и рассогласованности между речевой
реальностью и деятельностью и реальностью бытия.
Основа этого закладывается в глубоком детстве.
«Я ехал в купе поезда. Ребенок 4-5 лет, ехавший со
своими молодыми родителями, не по годам хорошо
разговаривал -легко и живо его речь перетекала от
одной веши к другой, не теряя при этом слитности и
проявленности смысла и связей с реальностью. Видимо,
у него было врожденное чувство речевой гармонии.
Чувствовалось, что родители немножко гордятся
развитием сына, но не показывают ему этого.
Мужчина лет 50, ехавший с нами, вдруг начал
разговаривать с мальчиком и стал говорить с ним как с
маленьким. Поезд ехал к морю, дело было в декабре.
Мужчина сладким и насмешливым голосом стал
расписывать мальчику, как тот с родителями будет
загорать на пляже. Мальчик съежился и слегка офи-
гел, потом попытался объяснить дяде, что уже зима,
на пляжах снег и вообще они не за этим едут к морю.
Мужчина как-то нехорошо распалился (он даже
покраснел) и ещё более настойчивым и лживым
голосом стал говорить: нет, это здесь снег и холодно,
а там на море (на Черном, между прочим) жарко, го-
рячий песок и плавают вот такие огромные киты и они
даже выползают на бepeг, чтобы на них могли
кататься такие вот мальчики как он. Мальчик совсем
смешался и стал беспомощно поглядывать на
родителей. Мужчина ещё больше расходился и стал
молоть кучу всякой чуши, плавающей в его вредных моз-
гах. Время от времени мальчик ещё пытался спорить,
когда мужчина нес совсем уж несусветное, но все
больше робел — молодые родители тускло молчали —
его речь стала рваной,
угловатой, потом с какого-то момента он стал
подавленно и неискренне поддакивать пожилому
идиоту, который получал странное удовольствие от
подминания младшего и ясного, от коверкания его
представлений о мире.
А я стал вспоминать всю бредятину, существующую
только в лживом языке взрослых для детей, которым
потчевали нас всех с самого детства — от бук и бяк,
которой приходят к тем деткам, которые не хотят
спать, до всех ответов в сердцах на детские «почему».
Вспоминая самые ранние детские сны, можно добраться
до времени, когда в восприятии реальности и снов не
было существенной разницы: и то, и другое было
пузырями времени и света событий и действий,
имеющими внутреннюю логику и ясность равной
чудесности и свежести.
Кстати, и то и другое неотъемлемо от ощущения особой телесной
легкости, которая теряется по мере взросления и обобществления
нашей энергии. Водораздел между сном и явью в детстве чаще всего
самостоятельно осознается в связи с возможностью летать, хотя
ощущение, что летать можно и наяву, долго не выветривается по мере
взросления, но выветривается. Неистинные описания мира часто
захватывают, сковывают определенные места нашего тела, создавая
почву для утраты текучести и гибкости. Описание мира отделяет нас от
энергетического тела (от нашей цельности), поскольку, будучи про-
дуктом и знанием целиком общественным, пытается распространиться
и на бытийную сторону мира, относительно которой оно по
определению неистинно. Тем самым для нашего свободного
восприятия создается барьер-экран, на который проецируется описание
мира, но через который не происходит непосредственное восприятие.
Ещё более полные формы бреда и абсурда
закладываются в восприятии в период активной
социализации. Это опять таки происходит в силу
несоответствия реальности и её дел речевым рядам,
сопровождающим в подростковом и юношеском
возрасте обобществление сознания.
«В училище с первого же дня жизни в общежитии
воспитатели нас стали будить в 6 утра ударами ноги в
дверь. Если дверь не открывалась, её часто
высаживали. Они орали, что мы сволочи и тунеядцы и
что нас исключат. Почти каждый день также
проводились линейки, на которых замдиректора или
декан по полчаса и более исходили криком в том же
смысле. Они вели себя с нами как с преступниками,
хотя мы не успели ещё сделать ничего ни плохого, ни
хорошего...»
Такого рода обобществление, в котором основным
инструментом является речь и агрессивная
периодичность наездов по поводу не существующих в
конкретное время в реальности действий, порождает
очень глубокое, тонкое и иррациональное восприятие
реальности как полной бессмысленности и бреда. Это
ощущение, меняясь, просачивается и в сны, обретая
форму алогизмов, бессмысленности, беспомощности,
обреченности на уровне образов, видений и их
взаимосвязей.