они теперь духи.”
254. Ощущают ли духи усталость или потребность в отдыхе?
“Они не могут знать усталости так, как ее понимаете вы, и, стало быть, они не нуждаются в
физическом отдыхе, как вы его понимаете, поскольку у них нет органов, силы которых вам нужно
восстанавливать: но дух отдыхает в том смысле, что он не пребывает в постоянной деятельности;
он не действует материальным образом; его действие целиком интеллектуально, и отдых его
исключительно морален. Это означает, что есть такие мгновенья, когда мысль его перестает быть
столь деятельной и не направляется на какой-либо определенный объект; это самый -настоящий
отдых, но который никак не сравним с отдыхом тела. Род усталости, который могут испытывать
духи, находится в прямой зависимости от их неразвитости; ибо чем более они развиты, тем менее
отдых им необходим.”
255. Когда какой-либо дух говорит, что он страдает, то какова природа испытываемого им
страдания?
“Нравственные треволнения терзают их гораздо более, нежели физические страдания.”
256. Тогда почему случается, что духи жалуются на страдания от холода или жара?
“Воспоминание о том, что они вынесли при жизни, зачастую столь же мучительно, как сама
явь: нередко это просто сравнение, с помощью которого, за отсутствием лучшего средства, они
пытаются выразить вам свое положение. Когда они вспоминают о своем теле, они испытывают
ощущение, определенно напоминающее то, какое испытываете вы, когда, сняв с себя пальто,
думаете, что вам еще какое-то время придется его носить.”
§ 48. Теоретический очерк об ощущениях у духов
257. Тело есть орудие боли. Если это и не первопричина, то по меньшей мере причина
непосредственная Душа обладает восприятием этой боли: это восприятие - следствие этой
первопричины. Воспоминание которое она о перенесенной боли сохраняет, может быть очень
мучительно, но не может иметь физического действия. Воистину ни хлад, ни жар не могут
разладить элементы, составляющие душу; душа не может ни замерзнуть, ни сгореть. Но разве не
наблюдаем мы повседневно, как воспоминание или боязнь физической боли производят те же
следствия, что и сама действительность? и даже вызывают смерть? Общеизвестно, что те, у кого
ампутирована какая-либо часть тела, ощущают боль в том самом члене, которого больше нет.
Определенно, не этот член является источником, ни даже отправной точкой болевого ощущения:
просто мозг сохранил в себе это впечатление, только и Всего. Можно, стало быть, предположить,
что есть нечто аналогичное в страданиях духа после смерти. Более глубокое изучение перисприта,
играющего важную роль во всех спиритических феноменах, в туманообразных или осязаемых
появлениях, состояние духа в миг смерти, настойчивая его мысль о том, что он все еще жив,
впечатляющая картина мучений, которые претерпевают самоубийцы, казненные и люди, бывшие
при жизни слишком глубоко погруженными в материальные наслаждения, - все это, а также и
великое множество иных фактов пролило свет на вопрос об ощущениях и восприятиях у духов и
дало объяснения, которые мы вкратце сейчас и изложим.
Перисприт является связующим звеном между духом и материей тела. Элементы, его
составляющие, черпаются в окружающей среде, во вселенском флюиде: перисприт одновременно
имеет в себе и от электричества, и от магнетического флюида, и, в определенной степени, от
грубой материи. Можно было б сказать, что это квинтэссенция материи, что это начало
органической жизни, но не начало жизни интеллектуальной: интеллектуальная жизнь заключается
в самом духе. Помимо того, перисприт также проводник внешних ощущений. В теле эти
ощущения локализуются в органах, служащих как бы открытыми дверями для входов этих
ощущений. Когда же тело разрушается, то характер восприятия делается общим. Вот почему дух
не говорит, что у него голова, к примеру, болит сильнее, чем ноги. Во всяком случае, не следует
путать ощущения перисприта, ставшего самостоятельным, с ощущениями тела: эти последние
можно взять лишь в качестве сравнения, но не аналогии. Освободившись от тела, дух может
страдать, но страдание это не будет походке на страдание тела; и, однако, это страдание не будет
исключительно моральным, каковы, например, угрызения совести, ибо он жалуется также и на
холод и на жар: причем время года - зима или лето - здесь ни при чем: мы видели, как они
проходят сквозь пламя, не имея никаких болевых ощущений; температура воздуха, стало быть, не
производит на них никакого впечатления. Боль, каковую они ощущают, не является, значит,
собственно физической болью: это некоторое смутное внутреннее ощущение, которое и сам дух
порою не всегда сознаёт вполне, в частности потому, что боль эта не локализована и не вызвана
внешними причинами: это скорее какое-то воспоминание, нежели явь, но воспоминание вполне
мучительное. Иногда, однако, как мы сейчас увидим, это может быть более чем воспоминание.
Опыт учит нас, что в миг смерти перисприт высвобождается из тела более или менее
медленно: в первое мгновение дух не можете объяснить своего состояния; он не верит в то, что он
мертв; он чувствует, что он жив; он видит свое тело со стороны: он знает, что это его тело, но не
понимает, что он от него отделен. Это состояние длится столько времени, сколько еще
сохраняется связь между телом и периспритом. Один самоубийца говорил о нём: “Нет, я не умер”,
- и добавлял: “И все-таки я ощущаю, как меня гложут черви”. Но ведь, определенно, черви не
гложут перисприт, и еще менее сам дух; они. могут глодать лишь физическое тело. Но так как
разделение тела и перисприта не было полным, то из-за этого происходил как бы моральный
отголосок, сообщавший духу о том, что происходит в теле. “Отголосок”, конечно же, не
подходящее слово, оно может навести на мысль о следствиях слишком материальных: это же,
скорее, сам вид, того, что происходит в его теле, с которым его все еще связывает перисприт,
производил в нем такую иллюзию, которую он принимал за действительность.. Таким образом,
это не было воспоминанием, поскольку при жизни черви глодать его не могли: это было
ощущение настоящего мгновения. На этом примере видно, какие выводы можно вывести из
фактов, если наблюдать их внимательно. При жизни тело получает ощущения извне и передает их
духу через посредство перисприта, составляющего, вероятно, то, что называют “нервным
флюидом”. И тело, будучи мертво, ничего не ощущает, потому что в нем более нет ни духа, ни
перисприта. Перисприт, освобожденный от тела, испытывает ощущения; но так как они более не
приходят к нему через конкретную дверь того или иного чувства, то ощущение это являтеся для
него общим. И поскольку в действительности он лишь передатчик ощущения, так как именно дух
обладает сознанием, то из этого следует, что если бы перисприт мог существовать без духа, он
ощущал бы ничуть не более, чем тело, когда оно мертво: точно так же как если бы дух совсем не
имел перисприта, он был бы совершенно не доступен каким-либо мучительным ощущениям; это
именно и имеет место у духов, окончательно очистившихся. Мы знаем, что чем более они
ощущаются, тем более субстанция перисприта становится эфирной; из этого следует, что
материальное влияние уменьшается по мере того, как дух прогрессирует, т. е. сам перисприт
делается менее грубым.
Но, скажут нам, приятные ощущения также передаются через перисприт, как и неприятные;
значит, если чистый дух недоступен одним, то он должен также быть недоступен и для других.
Да, несомненно, это касается тех ощущений, какие происходят от известного нам влияния
материи. Звук наших музыкальных инструментов, аромат наших цветов не производят на
высшего духа никакого впечатления, и все же у него есть свои сокровенные ощущения,
очарование коих невыразимо и о коих мы не можем составить себе ни малейшего понятия,
потому что мы находимся в том же положении, в каком находятся слепые от рождения в
отношении к свету. Мы только знаем, что это есть; но вот каким образом? - здесь знание для нас
останавливается. Мы знаем, что есть способность восприятия, ощущение, зрение, слух; что эти
качества являются неотъемлемым свойством всего духовного существа, а не так, как у человека -
одной из частей его физического организма; но еще раз - посредством чего? Этого мы и не знаем.
Сами духи не могут дать нам в этом отчета, так как язык наш не создан для того, чтобы выражать
идеи, которых мы не имеем, так же точно, как в языках дикарей нет слов для выражения понятий
наших искусств, наук и философских доктрин.
Пирамида