принудительном рассуждении, а только на слепом
упрямстве фанатика-приверженца. Обсуждая Василида,
"благочестивого, богоподобного теософского философа",
каким его считал Климент Александрийский, Тертуллиан
восклицает:
"После этого Василид, этот еретик, сорвался с цепи. Он
утверждал, что существует Верховный Бог по имени Абраксас, которым
был создан Разум, называемый греками Ноус. Из нее эманировало
Слово; из Слова - Провидение; из Провидения - Сила и Мудрость; из
этих двух опять - Силы, Господства и Власти произошли; отсюда
бесконечные творения и эмиссии ангелов. Среди самых низших
ангелов, действительно, и тех, кто строили этот мир, он помещает
последним из всех бога евреев, в котором он не признает самого Бога,
утверждая, что это только один из ангелов" [484].
Равно бесполезно было бы ссылаться на
непосредственных апостолов Христа и указывать, что в
своих спорах они утверждали, что Иисус никогда не делал
никакого различия между своим "Отцом" и "Господом
Богом" Моисея. Ибо "Clementine Homilies", в которых
встречаются величайшие аргументы по этому поводу,
приведенные в спорах, якобы состоявшихся между
апостолом Петром и Симоном Волхвом, - так же, как
теперь доказано, ошибочно приписаны Клименту-
римлянину. Этот труд, если он написан каким-то
эбионитом - как об этом вместе с другими
комментаторами заявляет автор "Сверхъестественной
религии" - должно быть, написан или значительно
позднее Павлова периода, к которому его обычно относят,
или же этот спор о тождественности Иеговы с Богом,
"Отцом Иисуса", был искажен более поздними вставками.
Этот диспут в самой своей сущности антагонистичен
ранним доктринам эбионитов. Последние, как показано
Епифанием и Теодоретом, были прямыми последователями
секты назареев (сабеян), "учениками Иоанна". Он
недвусмысленно говорит, что эбиониты верили в эонов
(эманации), что назареи были их наставниками, и "каждый
заражал других своей нечестивостью". Поэтому,
придерживаясь тех же верований, что и назареи, эбиониты
не стали бы предоставлять даже столько шансов доктрине,
поддерживаемой Петром в "Homilies". Старые назареи, так
же как и более поздние, чьи взгляды отражены в "Кодексе
назареев", никогда не называли Иегову иначе, как Адонай,
Иурбо, бог недоносков (ортодоксальных евреев). Они
держали свои верования и религиозные учения в такой
тайне, что даже Епифаний, писавший в столь раннее
время, как конец четвертого века, сознается в своем
незнании их действительного учения.
"Отбросив имя Иисуса", - говорит Епископ Саламиса, - "они не
называют себя иессенами, не продолжают признавать название евреев,
не называют себя христианами, но назареями... Они признают
воскресение из мертвых... но что касается Христа, я не могу сказать,
считают ли они его только человеком, или же, как по истине,
признают, что он родился от Святого Пневма через Деву" [477, I, 122,
123].
В то время как Симон Волхв аргументирует в
"Homilies" с точки зрения всех гностиков (включая
назареев и эбионитов), Петр, как истинный апостол
обрезания, придерживается старого Закона и, само собой
разумеется, старается слить свою веру в божественность
Христа со своей старой Верой в "Господа Бога", бывшего
покровителя "избранного народа". Так как автор
"Сверхъестественной религии" показывает, что Эпитома
"есть смесь двух других частей и, вероятно, предназначена
для очистки их от еретических доктрин" [259, т. II, с. 2]; и
вместе с преобладающим большинством критиков
приписывает "Homilies" дату написания не ранее конца
третьего века, - то мы можем заключить, что они должны
весьма отличаться от своего оригинала, если таковой когда-
либо существовал. Симон Волхв на протяжении всего этого
сочинения доказывает, что Демиург, Архитектор этого
Мира, не является высочайшим божеством; и он
обосновывает свои утверждения на словах самого Иисуса,
который неоднократно заявляет, что "ни один человек на
знает Отца". В "Homilies" Петра заставляют с большим
возмущением отвергать утверждение, что патриархи не
были сочтены достойными знать Отца, на что Симон опять
возражает, приводя слова Иисуса, который благодарит
"Владыку Неба и земли за то, что сокрытое от мудрых", он
"открывал детям", весьма логично доказывая, что, согласно
этим же словам, патриархи не могли знать "Отца". Затем
Петр в свою очередь аргументирует, что выражение
"сокрытое от мудрых" и т. д., относилось к сокровенным
тайнам творения [474, "Homilies", XVIII, 1-15].
Эта аргументация Петра, поэтому, даже если бы она
исходила из самого апостола, а не являлась бы
"религиозной выдумкой", как ее называет автор
"Сверхъестественной религии", ничего не может доказать в
пользу тождественности Бога евреев с "Отцом" Иисуса. В
лучшем случае она только продемонстрировала бы, что
Петр остался с начала до конца "апостолом обрезания",
евреем, верным своему старому закону, и защитником
Ветхого Завета. Эта беседа, кроме того, доказывает
слабость того положения, которое он защищает, так как в
этом апостоле мы видим человека, который, несмотря на
то, что находился в наиболее близких отношениях с
Иисусом, не может нам дать ничего, что послужило бы
прямым доказательством, что он когда-либо думал учить,
что этот всемудрый и бесконечно добрый Отец, о котором
он проповедовал, является мрачным мстителем-
громовержцем горы Синай. Но что эти "Homilies", в самом
Пирамида