покойных родственников, чтобы их перемололи и
обработали. Когда адепт магии предлагает помочь в выводе
астральной души из умершего, которая иначе, как они
думают, может остаться оглушенной на неопределенное
время внутри пепла, прибегают к следующему действию:
священная пыль насыпается на металлический лист,
сильно намагнетизированный и имеющий размеры
человеческого тела. Затем адепт медленно и нежно
обмахивает его талапат-наном веером своеобразной
формы с написанными на нем определенными знаками,
бормоча, в то же время, какую-то формулу вызывания.
Пепел вскоре становится как бы насыщенным жизнью и
тихо распределяется тонким слоем, который принимает
очертания тела, каким он был до сожжения. Затем
постепенно поднимается что-то похожее на беловатый пар,
который спустя какое-то время образует вертикальный
столб, и, уплотняясь, наконец превращается в "двойника",
или эфирную астральную копию умершего, которая в свою
очередь растворяется в воздухе и исчезает с поля зрения
смертных.
"Маги" Кашмира, Тибета, Монголии и Великой
Татарии слишком хорошо известны, чтобы нуждаться в
комментариях. Если их назовут фокусниками, то мы
приглашаем самых лучших фокусников Европы и Америки
сравняться с ними, если они смогут.
Если наши ученые не в состоянии воспроизводить
бальзамирование египетских мумий, насколько больше они
были бы удивлены, если бы увидели, как видели мы,
мертвые тела, сохраненные с помощью алхимического
искусства до такой степени, что по истечении многих веков
кажется, что эти люди просто спят. Цвет их лица такой
свежий, кожа так эластична, глаза настолько натуральны и
искрящиеся, как будто они в полном расцвете сил, и колеса
жизни остановились лишь мгновение назад. Тела
некоторых очень выдающихся личностей уложены на
катафалки, в роскошных мавзолеях, иногда покрытых
позолотою, или даже листами настоящего золота; около
них собрано их любимое оружие, украшения и вещи
ежедневного употребления; и свита прислуживающих,
цветущих молодых юношей и девушек, но все же трупов,
сохранившихся так же хорошо, как их хозяева, стоят,
выстроившись, как бы готовые служить по первому зову.
Говорят, что в монастыре Великий Курен и в другом,
расположенном на Священной горе (Бохте-Ула), имеется
несколько таких гробниц, которые почитались всеми
ордами завоевателей, пронесшимися через эти страны.
Аббат Хак слыхал об их существовании, но не видел ни
одной, так как чужеземцы любого рода туда не
допускаются, а миссионеры и европейские
путешественники, не пользующиеся требуемой протекцией,
являются последними, кто могли бы быть допущены к этим
священным местам. Сообщение Хака, что гробницы
татарских суверенов окружены детьми, "которых
заставляли глотать ртуть до тех пор, пока они не
задохнулись", вследствие чего "цвет и свежесть этих жертв
сохранилась настолько, что они выглядят живыми", -
является одною из тех миссионерских выдумок, которые
действуют только на самых невежественных людей,
воспринимающих все, что услышат. Буддисты никогда не
приносили жертв, ни человеческих, ни животных. Это
совершенно противоречит принципам их религии, и ни
один ламаист никогда в этом не был обвинен. Когда
богатый человек желал, чтобы его похоронили в
сообществе, то посылали вестников по всей стране вместе
с ламами-бальзамировщиками и дети, только что умершие
естественной смертью отбирались для этой цели. Бедные
родители были только рады сохранить своих умерших
детей таким поэтическим образом, вместо того, чтобы
оставлять их на разложение и пожирание дикими зверьми.
В то время как аббат Хак после возвращения из Тибета
жил в Париже, он, между прочими неопубликованными
чудесами, рассказал м-ру Арсеньеву, русскому
джентльмену, следующий любопытный факт, которому он
был свидетелем во время своего продолжительного
пребывания в ламасерии Кунбум. Однажды во время
беседы с одним из лам, последний вдруг прервал свою речь
и принял вид человека, внимательно слушающего какую-то
весть, сообщаемую ему, хотя он (Хак) не слышал ни одного
слова. "Тогда я должен идти", - прервал молчание лама,
как бы в ответ на сообщение.
"Куда идти?" - спросил удивленный "лама Иеговы"
(Хак). - "И с кем это вы разговариваете?".
"В монастырь ***", - спокойно ответил лама. - "Я
нужен Шаберону. Это он позвал меня".
Монастырь этот находился на расстоянии многих дней
пути от Кунбума, в котором происходила беседа. Но что
казалось наиболее удивительным Хаку, было то, что вместо
отправки в путешествие лама просто удалился в
куполообразное помещение на крыше дома, в котором он
жил, и другой лама, обменявшись несколькими словами,
последовал за ним на террасу по лестнице и, пройдя между
ними, запер там своего товарища. Затем, повернувшись к
Хаку после нескольких секунд медитации, он улыбнулся и
сообщил гостю, что "он уже ушел".
"Но как он мог уйти? Вы же заперли его, и у этого
помещения нет другого выхода?" - настаивал миссионер.
"А на что ему дверь?" - ответил лама. - "Он сам
ушел; его тело не нужно и поэтому он оставил его на
моем попечении".
Несмотря на чудеса, которым Хак был свидетелем в