говорящего, грациозно наклониться и кивнуть головой - наклониться и
кивнуть - как будто он понимал и одобрял каждое произносимое
слово".
Как будто он понимал! Если этот младенец вел себя
вполне естественно и с достоинством во время приема и,
"когда их чашки, чаю были выпиты, стал беспокоен и,
откинув голову и нахмурив лоб, продолжал издавать звуки
до тех пор, пока чаши снова не были наполнены", -
почему бы он не мог понимать также и, что ему было
сказано?
Много лет тому назад, небольшая партия
путешественников с большим трудом совершила
путешествие из Кашмира в Лех, город в Ладаке
(Центральный Тибет). Среди наших проводников был
татарский шаман, весьма таинственная личность, который
немного говорил по-русски, а английского языка совсем не
знал, и все же умудрялся беседовать с нами и оказался
очень полезным. Узнав, что некоторые из нашей группы
русские, он вообразил, что наша протекция всемогуща и
могла бы помочь ему безопасно вернуться домой в Сибирь,
откуда он лет двадцать тому назад по неизвестным
причинам бежал, как он нам рассказывал, через Кяхту и
великую Пустыню Гоби в страну Чагаров. Зная его
заинтересованность в этой цели, мы чувствовали себя в
безопасности под его охраной. Объясним вкратце
ситуацию: наши товарищи составили немудрый план
проникнуть в Тибет разнообразно переодевшись, причем
ни один из них не говорил на этом языке, хотя один из них,
м-р К., где-то подобрал какого-то казанского татарина и
думал, что он умеет. Упоминая об этом только мимоходом,
мы также можем сообщить, что сразу же двое из них,
братья Н., были очень вежливо возвращены назад на
границу, не прошагав и шестнадцати милей по вещей
стране Восточного Бод; а м-р К., бывший лютеранский
священник даже не смог покинуть свою жалкую деревушку
близ Леха, так как с первого дня заболел лихорадкой и ему
пришлось возвратиться в Лахор через Кашмир. Но одно
зрелище, увиденное им, было равносильно тому, как если
бы он увидел перевоплощение самого Будды. Услышав об
этом "чуде" от какого-то старого русского миссионера,
которому, по его мысли, он мог доверять больше, чем
аббату Хаку, он годами лелеял желание разоблачить этот
"великий языческий" обман, как он выразился. К. был
позитивист и весьма гордился этим антифилософским
неологизмом. Но его позитивизм был обречен на получение
смертельного удара.
Приблизительно после четырехдневного путешествия
из Исламабада мы остановились, чтобы отдохнуть на
несколько дней в грязном поселке, единственной
утешительной чертой которого было великолепное озеро.
Наши товарищи временно отделились от нас, и этот
поселок должен был послужить нам местом встречи.
Именно там наш шаман оповестил нас, что большая партия
ламаистских "святых", совершавших паломничество к
различным святым местам, поселилась в старом пещерном
храме и учредила там временную вихару. Он добавил, что
поскольку "Трое Достопочтенных", согласно молве,
путешествовали с ними, то святые бикшу (монахи могли
творить величайшие чудеса. К., загоревшись желанием
разоблачить этот вековой обман, сразу же отправился
нанести им визит, и с этого момента между обоими
лагерями установились самые дружеские отношения.
Вихара находилась в уединенном и наиболее
романтическом месте, защищенном от всяких вторжений.
Несмотря на усиленные ухаживания, подарки и протесты
м-ра К., Глава, который был Пасе-Будху (аскет великой
святости), отказывался продемонстрировать феномен
"воплощения" до тех пор, пока пишущая эти строки не
показала ему некий талисман, которым она обладала.
Увидев его, однако, сразу же приступили к
приготовлениям; и ребенок в возрасте трех или четырех
месяцев был взят у одной матери, бедной женщины,
живущей по соседству. Первым делом от м-ра К. была
взята клятва, что в течение семи лет он никому не раскроет
того, что он увидит или услышит. Талисман представляет
собою простой агат или сердолик, известный среди
тибетцев и других под названием А-ю, и по природе
обладал или был наделен очень таинственными
свойствами. На нем высечены треугольник, в котором
содержится несколько мистических слов.
Прошло несколько дней прежде чем все было готово; за
это время ничего носящего таинственный характер не
произошло, за исключением, когда по велению одного
бикшу мертвенно-бледные лица глядели на нас из
зеркального дна озера, в то время как мы сидели у дверей
вихары на его берегу. Одним из них было лицо сестры м-ра
К., которую он, уезжая, оставил дома здоровой и
счастливой, но которая, как мы узнали впоследствии,
умерла за какое-то время до того, как он отправился в это
путешествие. Это зрелище сперва на него подействовало,
но он призвал на помощь свой скептицизм и успокоил себя
теориями о тенях облаков, отражениях ветвей деревьев и т.
п., на что обычно опираются такого рода люди.
В назначенный день, во второй половине дня младенец
был принесен в вихару и оставлен в вестибюле или в
приемной комнате, так как К. не полагалось заходить
дальше во временное святилище. Затем младенца
поместили на лоскуте ковра в середине комнаты; всем
посторонним велели выйти; двух "монахов" поставили у
входа, чтобы не допускать вторжения кого-либо. Затем все