Труд, начатый первыми отцами, был завершен
софоморфическим Августином. Его
сверхтрансцендентальные размышления о Троице; его
воображаемые диалоги с Отцом, Сыном и Святым Духом,
и разоблачения и завуалированные намеки на своих
бывших собратьев манихейцев привели мир к тому, что на
гностицизм стали смотреть как на нечто позорное и черная
тень была наброшена на оскорбленное величие единого
Бога, которому в почтительном молчании поклонялись все
"язычники".
И таким образом получается, что вся пирамида
римско-католических догм покоится не на
доказательствах, но на вымыслах. Гностики слишком
искусно загнали отцов церкви в тупик, и единственным
спасением последних стало прибегание к подделкам. В
течение почти четырех веков великие историки, почти
современники Иисуса не обратили ни малейшего внимания
ни на его жизнь, ни на смерть. Христиане удивлялись
такому необъяснимому упущению в отношении того, что
церковь рассматривала как величайшие события в мировой
истории. Евсевий спас положение. Таковы были те люди,
которые оклеветали гностиков.
Первой и наиболее незначительной сектой, о которой
мы слышали, является секта николаитов, о которой Иоанн
в "Апокалипсисе" велит голосу, в своем видении сказать,
что их доктрина ему ненавистна [Откровение, I и II].
Однако, эти николаиты были последователями Николая
Антиохийского, одного из "семи", избранных
"двенадцатью", чтобы они распределяли помощь из общего
фонда прозелитам в Иерусалиме [Деяния, II, 44, 45, IV, 1-
5], едва ли более как несколько недель или, может быть,
месяцев после Распятия; кроме того, он был человеком,
"славящимся честностью, полным Святого Духа и
мудрости" (стих 3). Таким образом получается, что
"Святой Дух и мудрость" свыше более не защищали от
обвинений в "ереси", как будто они никогда не осеняли
"избранных" из апостолов.
Было бы очень легко раскрыть, какого рода ересь здесь
подразумевалась, если бы даже у нас не было других, более
достоверных источников информации в каббалистических
писаниях. Обвинение и точная природа "мерзости"
изложены во второй главе "Откровения", в стихах 14 и 15.
Этим грехом была только - женитьба. Иоанн был
"девственник"; несколько отцов утверждают этот факт,
ссылаясь на предание. Даже Павел, самый
свободомыслящий и великодушный из них всех, находит
трудным примирить положение женатого человека с
положением верного слуги Господа. Также имеется
"разница между замужнею и девицей" [1 Коринфянам, VII,
33]. Последняя радеет "о делах Господа", а первая только
думает, "как ей угодить своему мужу".
"Если какой-нибудь муж думает, что ведет себя немило по
отношению к своей девственности... пусть они женятся. Тем не менее
тот, кто стоек в своем сердце и имеет власть над своим хотением и
решился... сохранить свою девственность, поступает хорошо.
Так что, кто женится - "поступает хорошо... но кто не
женится - поступает лучше". "Остался ли без жены?" -
спрашивает он, - "не ищи жены" (27). И сказав, что по его
суждению оба будут счастливее, если они не женятся,
добавляет как веское заключение: "Я думаю, и я имею Духа
Божия" (40). Далеки от этого духа терпимости слова
Иоанна. Согласно его видению, имеются лишь сто сорок
четыре тысячи, которые были искуплены из Земли, и "это
те, которые не осквернились с женами, ибо они
девственники" [Откровение, XIV, 3, 4]. Это кажется
окончательным выводом; так как за исключением Павла,
нет ни одного из этих первоначальных назаров,
"отделившихся" и давших обет Богу, кто приводил бы
большую разницу между "грехом", совершаемым в
пределах законного брака и "мерзостью" прелюбодеяния.
С такими взглядами и с такими предрассудками было
вполне естественно, что эти фанатики должны были начать
бросать этот порок, как пятно, в лицо своих собратьев, а
затем постепенно "наращивать" свои обвинения. Как мы
уже говорили, только Епифания мы находим сообщающим
такие мелкие подробности как, например, масонские
"рукопожатия" и другие знаки опознавания между
гностиками. Он когда-то сам принадлежал к их числу, и
поэтому ему легко было доставлять подробности. Только
насколько можно полагаться на этого достойного
епископа - это очень серьезный вопрос. Достаточно лишь
очень поверхностно ознакомиться с человеческой натурой,
чтобы обнаружить, что редко существовал такой предатель,
ренегат, который, в момент собственной опасности
превратившись в предателя товарищей и свидетеля против
них, не будет после лгать так же бессовестно, как предавая.
Люди никогда не прощают и не смягчаются по отношению
к тем, кому они вредят. Мы ненавидим наших жертв
пропорционально тому вреду, который им причиняем. Это
истина, старая как мир. С другой стороны, абсурдно
думать, что такие люди, как гностики, которые по словам
Гиббона, были самыми состоятельными, гордыми,
наиболее любезными, так же как и наиболее учеными изо
всех, "называвшихся христианами", - были виновны в
отвратительных, похотливо-чувственных деяниях, в каких
Епифаний любит их обвинять. Даже если бы они были
подобны тому "сборищу оборванцев, почти голых и
свирепого вида", которое Лукиан описывает как
последователей Павла, мы бы заколебались поверить
такому пакостному повествованию. Насколько же тогда