воспрещаются. Второе искусство - способность
карандаша писать без прикосновения рук - было известно
и практиковалось в Китае и в других странах за многие
века до христианской эры. Это является азбукой магии в
тех странах.
Когда Хуан-Цзан захотел поклониться тени Будды, то
он не прибегал к услугам "профессиональных магов", но
обратился к силе вызывания своей собственной души, к
мощи молитвы, веры и созерцания. Все было мрачно и
тоскливо у пещеры, где, как уверяли, чудесное явление
иногда происходило. Хуан-Цзан вошел в пещеру и начал
творить свои молитвы. Он совершил сотню обращений, но
ничего не увидел и не услышал. Тогда, считая себя
слишком грешным, он горько плакал и пришел в отчаяние.
Но когда он уже стал терять всякую надежду, он заметил на
восточной стене слабый свет, но он исчез. Он
возобновил свои молитвы, на этот раз уже полный
надежд, и опять увидел свет, который то вспыхивал, то
опять исчезал. После этого он дал себе торжественный
обет: не уходить из пещеры до тех пир, пока не испытает
восторга лицезрения тени "уважаемого в веках". После
этого ему пришлось ждать дольше прежнего, так как только
после 200 молитв темная пещера вдруг залилась светом, и
тень Будды сияющего белого цвета величественно
поднялась на стене, точно сразу разорвались облака, дав
место дивному изображению "Горнего Света". Хуан-Цзан
весь погрузился в созерцание дивного явления и не мог
отвести своего взора от возвышенного и несравненного
видения. Хуан-Цзан в своем дневнике "Си-ю-цзи"
добавляет, что это возможно лишь тогда, когда человек
молится с искреннею верою и получает свыше сокровенное
воздействие - лишь тогда можно видеть эту тень ясно, но
нельзя насладиться этим лицезрением столько, сколько
хотелось бы [305].
Те, кто с такой легкостью обвиняют китайцев в
безрелигиозности, хорошо сделают, если прочтут Скотта
"Очерки по буддизму в Китае и в Верхней Азии" [389].
"В годы Юан-йеу Суна (1086-1093) благочестивая матрона со
своими двумя прислужницами всецело жили жизнью, устремленною к
свету, добродетели. Однажды одна из этих девушек-прислужниц сказала
другой: "Сегодня ночью я перейду в тонкий мир, в царство Амита
(Будды)". В ту же ночь бальзамический аромат заполнил весь дом, и
девушка умерла безо всякой предшествующей болезни. На другой день
оставшаяся в живых прислужница сказала своей госпоже: "Вчерашней
ночью моя покойная подруга приснилась мне во сне и сказала: благодаря
упорным мольбам моей дорогой хозяйки, я стала обитательницей Рая, и
мое блаженство невыразимо словами". Хозяйка ответила: "Если она и
мне покажется, тогда я поверю всему, что ты говоришь". В следующую
ночь покойница, действительно, показалась ей. Хозяйка спросила ее:
"Нельзя ли мне заодно самой посетить царство Света?" - "Да", -
ответила благословенная душа, - "тебе придется только последовать за
своей прислужницей". Госпожа последовала за ней (во сне) и вскоре
увидела озеро неизмеримых размеров, все покрытое неисчислимым
количеством красных и белых лотосов различных размеров; некоторые
цвели, некоторые увядали. Она спросила, что бы могли означать эти
цветы? Девушка ответила: "Они все человеческие существа на земле,
чьи мысли обращены к Царству Света. Самое первое устремление к Раю
Амита порождает цветок на Небесном озере; и по мере того, как
подвигается вперед человек по пути самоусовершенствования,
представляющий его цветок на озере ежедневно прибавляется в росте и
становится все более прекрасным; в противном же случае он теряет
свою красоту и увядает". Матрона пожелала узнать имя одного
светозарного, который покоился на одном из цветков, одетый в
развевающееся с чудесными переливами света одеяние. Ее прежняя
прислужница ответила: "Это Ян-цзи". Затем она спросила имя другого и
получила ответ: "Это Маху". Тогда госпожа сказала: "Какое место займу
я, когда перейду сюда после смерти?" Тогда Благословенная Душа
повела ее немного дальше и показала ей холм, который блистал золотом
и лазурью. "Вот", - сказала она, - "ваше будущее обиталище. Вы
будете принадлежать к первому классу благословенных". Когда матрона
проснулась, она послала узнавать про Ян-цзи и Маху. Первый уже умер,
а второй был жив и здоров. И таким образом эта госпожа узнала, что
душа человека, который продвигается вперед к святости и никогда не
отступает назад, может уже быть обитательницей Царства Света, хотя
тело все еще пребывает в этом преходящем мире".
В том же самом очерке приводится другое китайское
повествование на ту же тему:
"Я знал человека", - говорит автор, - "который в течение своей
жизни убил многих живых существ, и, наконец, сам получил
апоплексический удар. Горести, предстоящие его грехами отягощенной
душе, печалили меня до глубин сердца. Я посещал его и уговаривал его
взывать к Амита, но он упорно отказывался. Болезнь затемняла его
понимание; вследствие своих злодеяний он ожесточился. Что предстоит
этому человеку, когда глаза его закроются? В этой жизни ночь следует
за днем, и зима следует за летом - об этом знают все. Но что за
жизнью следует смерть - никто не хочет подумать. О, какая это
слепота! Какая черствость!" (стр. 93).
Эти два примера из китайской литературы едва ли
подтверждают обычное обвинение в безрелигиозности и
полном материализме, которое предъявляется этой нации.
Первое приведенное небольшое мистическое повествование
полно духовного очарования и могло бы украсить любую
христианскую религиозную книгу. Второе повествование
заслуживает похвалы, и стоит только слово "Амита" заменить
словом "Иисус", как получится весьма ортодоксальный
рассказ в отношении религиозных чувств и кодекса
нравственной философии. Нижеследующий пример еще
более поразителен, и мы приводим его ради блага
возрождателей христианства:
"Хуан-цза-цзи из Т'анчена, который жил во времена династии Сун,
Пирамида
