был кузнецом-ремесленником. Когда бы он ни работал, он беспрерывно
взывал к Амита-Будде. Однажды он передал своему соседу для
распространения следующее стихотворение собственного сочинения:
"Дин-дон, дин-дон! - бьет молоток о наковальню,
Пока железо, отвердев, не станет сталью!
В тот миг наступит день покоя неземного,
Зовет меня Страна Блаженства Векового!"
"После этого он умер, но его стихотворение распространилось по
всему Хунану, и многие научились взывать к Будде" [389, с. 103].
Отрицать у китайцев или у любого азиатского народа,
будь то Центральная, Верхняя или Нижняя Азия,
обладание какого-либо знания или даже восприятия
духовного - попросту смешно. С одного конца до другого
эта страна полна мистиков, религиозных философов,
буддийских святых и магов. Вера в духовный мир, полный
невидимых существ, которые в некоторых случаях
объективно являются смертными, - распространена
повсюду.
"По поверью народов Центральной Азии", - замечает
И. Дж. Шмидт, - "земля и ее недра так же, как и
окружающая атмосфера наполнены духовными
существами, которые оказывают влияние, частью
благодетельное, частью зловредное на всю органическую и
неорганическую природу... В особенности пустыни и
другие дикие или необитаемые местности, или области, где
воздействия природы проявляются в гигантских или в
устрашающих масштабах, считаются главными
обиталищами или местами сборищ злых духов. Поэтому
степи Турана и в особенности песчаные пустыни Гоби
рассматриваются, как места пребывания зловредных
существ со времен седой древности".
Марко Поло, на самом деле, в любопытной "Книге"
своих путешествий не раз упоминает этих шаловливых
духов природы в пустынях. Веками, а в особенности в
нашем веке, его странные повествования совершенно
отвергались. Никто не хотел поверить ему, когда он сказал,
что он сам являлся свидетелем, видел своими
собственными глазами наиболее удивительные чудеса
магии, совершаемые подданными Кублай-Хана и адептами
других стран. На смертном одре к Марко сильно
приставали, понуждая его отказаться от своих якобы
"измышлений", но он торжественно поклялся, что сказал
только правду, добавив, что "он не рассказал и половины
того, что видел в самом деле!" Теперь в этом нет никакого
сомнения, так как появились издания Марсдена и
полковника Гула. Публика особенно признательна
последнему за привлечение такого множества авторитетов,
подтверждающих свидетельства Марко и объясняющих
некоторые феномены обычным путем, ибо он
исчерпывающе раскрывает перед читателями, что великий
путешественник был не только правдивый повествователь,
но и чрезвычайно наблюдательный человек. Горячо
защищая своего автора, этот добросовесный редактор,
после перечисления неоднократно оспариваемых и даже
отвергаемых наблюдений в "Путешествиях" венецианца,
приходит к заключению со следующими словами:
"Более того, последние два года принесли обещание пролить свет
на то, что считалось самым невероятным в повествованиях Марко, и
кости настоящей РУХ из Новой Зеландии уже лежат на столе кабинета
профессора Оуена!"
Так как чудовищная птица "Тысяча и одной ночи",
или "Арабских сказок", которая в словаре Уэбстер
называется Рух (или Рок), идентифицирована, то теперь
остается еще обнаружить и признать, что магическая
лампа Аладдина тоже имеет некоторое право претендовать
на реальность.
Описывая свое прохождение по великой пустыне Лоп,
Марко Поло говорит об изумительных вещах,
"которые заключаются в том, что когда путники путешествовали
ночью... они слышали, как духи разговаривают. Иногда эти духи зовут
путников по именам... даже днем слышен разговор духов. А иногда вы
услышите звуки различных музыкальных инструментов, а еще более
обычным будет бой барабана" [324, т. I, с. 203].
В своих примечаниях переводчик приводит цитаты от
китайского историка Мат-ван-лина, который подтверждает
то же самое.
"Во время прохождения по этим диким местам вы слышите
звуки", - говорит Мат-ван-лин, - "иногда это звуки пения, иногда
завывания; и часто случалось, когда путешественники отходили в
сторону посмотреть что это за звуки, они сбивались с пути и совершенно
терялись, ибо то были голоса духов". "Эти духи присущи не только
Гоби", - добавляет редактор, - "хотя создается впечатление, что она
является их наиболее излюбленным местопребыванием. Страх перед
обширной безлюдной пустыней вызывает их во всех подобных
местностях".
Полковник Гул поступил бы правильно, если бы
подумал о серьезных последствиях, которые возникнут,
если его теория будет принята. Если мы допустим, что
вещие выкрики Гоби обязаны своим происхождением
страху, "вызванному обширной и безлюдной пустыней", то
почему бесы Гадаринские [Лука, VIII, 29] должны
рассматриваться в ином качестве? И почему тогда Иисус не
может оказаться самообманувшимся в отношении
объективного искусителя в течение сорокадневного
испытания в "пустыне"? Мы вполне готовы принять или
отвергнуть теорию, выдвигаемую полковником Гулом, но
настаиваем на беспристрастном ее применении во всех
случаях. Плиний говорит о призраках, которые появляются
и исчезают в пустынях Африки [56, VII, 2]; Этик, ранний
христианский космограф, упоминает, хотя и с недоверием,
Пирамида