Бесплатная,  библиотека и галерея непознанного.Пирамида

Бесплатная, библиотека и галерея непознанного!



Добавить в избранное

природу же в целом не исследовал, а в нравственном искал
общее и первый обратил свою мысль на определения, то
Платон, усвоив взгляд Сократа, доказывал, что такие
определения относятся не к чувственно воспринимаемому, а
к чему-то другому, ибо, считал он, нельзя дать общего
определения чего-либо из чувственно воспринимаемого,
поскольку оно постоянно изменяется. И вот это другое из
сущего он назвал идеями, а все чувственно
воспринимаемое, говорил он, существует помимо них и
именуется сообразно с ними, ибо через причастность
эйдосам существует все множество одноименных с ними
[вещей]. Однако "причастность" - это лишь новое имя:
пифагорейцы утверждают, что вещи существуют через
подражание числам, а Платон, , - что через
причастность. Но что такое причастность или подражание
эйдосам, исследовать это они предоставили другим.
Далее, Платон утверждал, что помимо чувственно
воспринимаемого и эйдосов существуют как нечто
промежуточное математические предметы, отличающиеся от
чувственно воспринимаемых тем, что они вечны и
неподвижны, а от эйдосов - тем, что имеется много
одинаковых таких предметов, в то время как каждый эйдос
сам по себе только один.
И так как эйдосы суть причины всего остального, то,
полагал он, их элементы суть элементы всего
существующего. Начала как материя - это большое и малое,
а как сущность - единое, ибо эйдосы получаются из
большого и малого через причастность единому.
Что единое есть сущность, а не что-то другое, что
обозначается как единое, это Платон утверждал подобно
пифагорейцам, и точно так же, как они, что числа -
причины сущности всего остального; отличительная же
черта учения Платона - это то, что он вместо
беспредельного, или неопределенного, как чего-то одного
признавал двоицу и неопределенное выводил из большого и
малого; кроме
того, он полагает, что числа существуют отдельно от
чувственно воспринимаемого, в то время как пифагорейцы
говорят, что сами вещи суть числа, а математические
предметы они не считают промежуточными между чувственно
воспринимаемыми вещами и эйдосами. А что Платон в
отличие от пифагорейцев считал единое и числа
существующими помимо вещей и что он ввел Эйдосы, это
имеет свое основание в том, что он занимался
определениями (ведь его предшественники к диалектике не
были причастны), а двоицу он объявил другой основой
(physis) потому, что числа, за исключением первых,
удобно выводить из нее как из чего-то податливого.
Однако на самом деле получается наоборот: такой взгляд
не основателен. Ибо эти философы полагают, что из одной
материи происходит многое, а Эйдос рождает нечто только
один раз, между тем совершенно очевидно, что из одной
материи получается один стол, а тот, кто привносит
Эйдос, будучи один, производит много [столов]. Подобным
же образом относится и мужское к женскому, а именно:
женское оплодотворяется одним совокуплением, а мужское
оплодотворяет многих; и, однако же, это - подобия тех
начал.
Вот как Платон объяснял себе предмет нашего
исследования. Из сказанного ясно, что он рассматривал
только две причины: причину сути вещи и материальную
причину (ибо для всего остального Эйдосы - причина сути
его, а для Эйдосов такая причина - единое); а
относительно того, что такое лежащая в основе материя, о
которой как материи чувственно воспринимаемых вещей
сказываются Эйдосы, а как материи Эйдосов - единое,
Платон утверждал, что она есть двоица - большое и малое.
Кроме того, он объявил эти элементы причиной блага и
зла, один-причиной блага, другой - причиной зла, а ее,
как мы сказали, искали и некоторые из более ранних
философов, например Эмпедокл и Анаксагор.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Мы лишь вкратце и в общих чертах разобрали, кто и как
высказался относительно начал и истины; но во всяком
случае мы можем на основании этого заключить, что из
говоривших о начале и причине ни кто не назвал таких
начал, которые не были уже рассмотренны в нашем
сочинении о природе, а все - это очевидно - так или
иначе касаются, хотя и неясно, этих начал. В самом деле,
одни говорят о начале как материи, все равно, принимают
ли они одно начало или больше одного и признают ли они
это начало телом или бестелесным; так, например, Платон
говорит с большом и малом, италийцы - о беспредельном,
Эмпедокл - об огне, земле, воде и воздухе, Анаксагор - о
беспредельном множестве Гомеомерии. Таким образом. все
они занимались подобного рода причиной, а так же те, кто
говорил о воздухе, или огне, или воде, или о начале,
которое плотнее огня, но разреженнее воздуха; ведь
утверждали же некоторые, что первооснова именно такого
рода.
Они касались только этой причины; а некоторые другие -
той, откуда начало движения, как, например, те, кто
объявляет началом дружбу и вражду, или ум или любовь.
Но суть бытия вещи и сущность отчетливо никто не
объяснил; скорее же всего говорят о них те, кто признает
Эйдосы, ибо Эйдосы для чувственно воспринимаемых вещей и
единое для Эйдосов они не принимают ни за материю, ни за
то, откуда начало движения (ведь они утверждают, что