мнение о природе исконное и древнее, это, может быть, и
недостоверно, во всяком случае о Фалесе говорят, что он
именно так высказался о первой причине [что касается
Гиппона, то его, пожалуй, не всякий согласится поставить
рядом с этими философами ввиду скудости его мыслей).
Анаксимен же и Диоген считают, что воздух первее
(proteron) воды, и из простых тел преимущественно его
принимают за начало; а Гиппас из Метапонта и Гераклит из
Эфеса - огонь, Эмпедокл же - четыре элемента, прибавляя
к названным землю как четвертое. Эти элементы, по его
мнению, всегда сохраняются и не возникают, а в большом
или малом количестве соединяются в одно или
разъединяются из одного.
А Анаксагор из Клазомен, будучи старше Эмпедокла, но
написавший свои сочинения позже его, утверждает, что
начал бесконечно много: по его словам, почто все
гомеомерии , так же как вода или огонь, возникают и
уничтожаются именно таким путем - только через
соединение и разъединение, а иначе не возникают и не
уничтожаются, а пребывают вечно.
Исходя из этого за единственную причину можно было бы
признать так называемую материальную причину. Но по мере
продвижения их в этом направлении сама суть дела указала
им путь и заставила их искать дальше. Действительно,
пусть всякое возникновение и уничтожение непременно
исходит из чего-то одного или из большего числа начал,
но почему это происходит и что причина этого? Ведь как
бы то ни было, не сам же субстрат вызывает собственную
перемену; я разумею, что, например, не дерево и не медь
- причина изменения самих себя, и не дерево делает ложе,
и не медь - изваяние, а нечто другое есть причина
изменения. А искать эту причину-значит искать некое иное
начало, [а именно], как мы бы сказали, то, откуда начало
движения. Так вот, те, кто с самого начала взялся за
подобное исследование и заявил, что субстрат один, не
испытывали никакого недовольства собой, но во всяком
случае некоторые из тех, кто признавал один субстрат,
как бы под давлением этого исследования объявляли единое
неподвижным, как и всю природу, не только в отношении
возникновения и уничтожения [это древнее учение, и все с
ним соглашались), но и в отношении всякого другого рода
изменения; и этим их мнение отличается от других. Таким
образом, из тех, кто провозглашал мировое целoe единым,
никому не удалось усмотреть указанную причину, разве что
Пармениду, да и ему постольку, поскольку он полагает не
только одну, но в некотором смысле две причины. Те же,
кто признает множество причин, скорее могут об этом
говорить, например те, кто признает началами теплое и
холодное или огонь и землю: они рассматривают огонь как
обладающий двигательной природой, а воду, землю и тому
подобное - как противоположное ему.
После этих философов с их началами, так как эти начала
были недостаточны, чтобы вывести из них природу
существующего, сама истина, как мы сказали, побудила
искать дальнейшее начало. Что одни вещи бывают, а другие
становятся хорошими и прекрасными, причиной этого не
может, естественно, быть ни огонь, ни земля, ни что-либо
другое в этом роде, да так они и не думали; но столь же
неверно было бы предоставлять такое дело случаю и
простому стечению обстоятельств. Поэтому тот, кто
сказал, что ум находится, так же как в живых существах,
и в природе и что он причина миропорядка и всего
мироустройства, казался рассудительным по сравнению с
необдуманными рассуждениями его предшественников. Мы
знаем, что Анаксагор высказал такие мысли, но имеется
основание считать, что до него об этом сказал Гермотим
из Клазомен. Те, кто придерживался такого взгляда, в то
же время признали причину совершенства [в вещах]
первоначалом существующего, и притом таким, от которого
существующее получает движение.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Можно предположить, что Гесиод первый стал искать нечто
в этом роде или еще кто считал любовь или вожделение
началом, например Парменид: ведь и он, описывая
возникновение Вселенной, замечает: Всех богов первее
Эрот был ею замышлен. А по словам Гесиода: Прежде всего
во Вселенной Хаос зародился, а следом широкогрудая Гея.
Также - Эрот, что меж всех бессмертных богов отличается,
ибо должна быть среди существующего некая причина,
которая приводит в движение вещи и соединяет их. О том,
кто из них первый высказал это, пусть позволено будет
судить позже; а так как в природе явно было и
противоположное хорошему, и не только устроенность и
красота, но также неустроенности и уродство, причем
плохого было больше, чем хорошего, и безобразного
больше, чем прекрасного, те другой ввел дружбу и вражду,
каждую как причина одного из них. В самом деле, если
следовать Эмпедокла и постичь его слова по смыслу, а не
по тому, что он туманно говорит, то обнаружат, что
дружба есть причина благого, а вражда - причина злого. И
потому если сказать, что в некотором смысле Эмпедокл - в
притом первый - говорит о зле и благе как о началах, то
это, пожалуй, будет сказано верно, если только причина
всех благ - само благо, а причина зол - зло.
Итак, упомянутые философы, как мы утверждаем до сих пор
явно касались двух причин из тех, что мы различили в
сочинении о природе, - материю и то откуда движение, к
тому же нечетко и без какой-либо уверенности, так, как
Пирамида