элементов, и элементы не будут предметом познания. В
самом деле, предположим, что слоги в речи - сущности, а
их звуки - элементы сущностей. Тогда необходимо, чтобы
слог ба был один, и каждый из слогов также один, раз они
не общее и тождественны [лишь] по виду, а каждый один по
числу и определенное нечто и неодноименен. Да и кроме
того, они всякое само-по-себе-сущее считают одним [по
числу]. Но если слоги таковы, то также и то, из чего они
состоят; значит, будет лишь один звук а, и не более, и
не будет больше одного ни один из остальных звуков на
том же основании, на каком и один и тот же слог не может
повторяться. А если так, то помимо элементов не будет
другого существующего, а будут только элементы. Далее,
элементы не будут и предметом познания: ведь они не
общее, между тем предмет знания - общее. И это ясно из
доказательств и определений: ведь не получится
умозаключения, что у этого вот треугольника углы равны
двум прямым, если они не у всякого треугольника два
прямых, или что этот вот человек есть лживое существо,
если не всякий человек есть живое существо.
А с другой стороны, если начала действительно суть
общее, то либо и сущности, происходящие из них, общие,
либо не-сущность будет первее сущности: ведь общее не
есть сущность, элемент же и начало были признаны общими,
а элемент и начало первее того, начало и элемент чего
они есть. Все эти выводы вполне естественны, когда
считают идеи происходящими из элементов и помимо
одинаковых по виду сущностей и идей признают некое
отдельно существующее единое. Но если ничто не мешает,
чтобы, скажем среди звуков речи было много а и б и
чтобы, помимо этого множества, не было никакого самого-
по-себе-о или самого-по-себе-б, то по этой причине будет
бесчисленное множество сходных друг с другом слогов. А
что предмет всякого познания - общее, а потому и начала
существующего должны быть общими, но вместе с тем не
быть отдельно существующими сущностями,- это
утверждение, правда, вызывает наибольшую трудность из
всего сказанного, однако оно в некотором отношении
истинно, а в некотором - не истинно. Дело в том, что
знание, так же как и познавание, двояко: с одной
стороны, это имеющееся в возможности, а с другой - в
действительности. Так вот, возможность, будучи как
материя общей и неопределенной, относится к общему и
неопределенному, а действительность, будучи
определенной, относится к определенному, есть "вот это"
и относится к "вот этому". Только привходящим образом.
зрение видит цвет вообще, потому что вот этот цвет,
который оно видит, есть цвет [вообще]; и точно так же
вот это а, которое рассматривает сведующий в языке, есть
а [вообще]. Ведь если начала должны быть общими, то и
происходящее из них необходимым образом также общее, как
это имеет место в доказательствах. А если так, то не
будет ничего отдельно существующего, т. е. никакой
сущности. Однако ясно, что знание в некотором отношении
есть общее знание, а в некотором - нет.
* КНИГА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ *
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Итак,сказанного об этой сущности достаточно. Все,
однако, считают начала противоположностями - так же как
у природных вещей, так одинаково и у неподвижных
сущностей. Но если не может существовать ничего, что
было бы первее начала всего, то, надо полагать,
невозможно, чтобы это начало было началом, будучи чем-то
другим; это так же, как если бы кто-то сказал, что белое
есть начало не как нечто другое, а как белое и, однако,
что оно белое по отношению к субстрату, т. е. что оно
белое, будучи чем-то другим: ведь тогда это другое будет
первее его. Между тем все возникает из
противоположностей как некоего субстрата; значит, скорее
всего субстрат должен быть присущ противоположностям.
Следовательно, все противоположности всегда относятся к
субстрату, и ни одна не существует отдельно. Однако, как
это очевидно и подтверждается доводами, сущности ничто
не противоположно. Таким образом, ни одна
противоположность не есть начало всего в собственном
смысле слова, а нечто другое есть такое начало.
Между тем одной из двух противоположностей они
объявляют материю: одни единому как равному
противопоставляют [как материю] неравное, в котором они
усматривают природу множества, а другие единому
противопоставляют множество (ибо одни выводят числа из
двоицы неравного - из большого и малого, а другой - из
множества, причем в обоих случаях через посредство
сущности единого). Ведь тот, кто обозначает как элементы
неравное и единое, а под неравным разумеет двоицу из
большого и малого , также утверждает, что неравное или
большое и малое есть нечто одно, и не различает, что они
одно по определению, а не по числу. Но даже начала,
которые они называют элементами, они объясняют не
надлежащим образом - одни обозначают большое и малое
вместе с единым как три элемента чисел (первые два - как
их материю, а единое - как форму), другие же [объявляют
началами] многое и немногое на том основании, что
Пирамида