рения прерывать их беседу иначе, как просто радушным приветствием их бу-
дущего зятя. Вечер был насыщен спокойствием - тем обильным тихим сияни-
ем, что возвышает и очищает счастье, а печаль лишает половины ее горечи.
Им нужно было многое сказать друг другу, но красноречие, похоже, исчезло
под наплывом чувств, которые выражали их взгляды.
Феофан и Фирза гуляли, переглядывались и шептались... гуляли, перег-
лядывались и шептались снова и снова... а время шло слишком тихо, чтобы
заметить его движение. Девушка посмотрела на небо.
- Как прекрасен закат, - сказала она.
- Закат! - эхом отозвался Феофан с таким неистовством, которое испу-
гало его спутницу. - ЗАКАТ! ТОГДА Я ПРОПАЛ! И мы встретились в последний
раз, Фирза.
- Дорогой Феофан, - ответила дрожащая девушка, - зачем ты меня так
пугаешь? В последний раз! О нет, не может быть. Что! Кто тебя отсюда го-
нит?
- ГОНИТ ТА, КОТОРОЙ ДОЛЖНО ПОВИНОВАТЬСЯ... но шесть коротких часов...
а потом, Фирза, вспомнишь ли ты обо мне хоть раз?
Она молчала... не двигалась: она без чувств лежала в его объятиях,
бледная и холодная, как мраморная статуя, прекрасная, как мечта
скульптора. Феофан быстро отнес ее в дом, положил на диван и позвал на
помощь. Он прислушался и услышал приближающиеся шаги... прижался губами
к ее холодному лбу и, выпрыгнув из окна, пересек сад, а через десять ми-
нут уже был во мраке леса или, скорее, зарослей кустарника в нескольких
милях от Иены.
Объятый страстной печалью, возбуждавшей его кровь и стучавшей в вис-
ках, Феофан бросился на поросший травой холм и пролежал там некоторое
время в том оцепенении чувства, при котором ум, притупленный внезапно
обрушившейся бедой, отказывается думать об ужасе того, что предстоит, и
ошеломленный издевкой передышки ждет почти бессознательно свершения на-
висшей угрозы.
Феофана вывел из забытья звук дождя, падавшего на него крупными кап-
лями. Он огляделся и увидел, что находится почти в полной темноте. Затя-
нутое пеленой небо, воющий голос ветра, гудящего в деревьях и раскачива-
ющего их верхушки, предвещал приближение грозы. И, наконец, она обруши-
лась на него со всей своей яростью! Феофан приветствовал это безумие,
ибо сердце любит то, что подобно ему самому, а его было почти разбито
болью. Он встал и закричал на разгневавшуюся стихию! Он замолчал и прис-
лушался, ибо подумал, что кто-то ответил. Он крикнул вновь, но на сей
раз среди воя бури он действительно услышал ответный крик! Было нечто
странное в голосе, который слышался сквозь громыхание грозы. Снова и
снова повторялось то же самое, а однажды крик, казалось, перешел в демо-
нический смех. Кровь застыла у Феофана в жилах, а его отчаяние сменилось
глубоким, полным страха и напряжения вниманием.
Буря внезапно стихла. Гром замирал вдали слабыми стонами, а вспышки
молний стали менее частыми и яркими. Последняя из них открыла Феофану,
что он не ОДИH. На расстоянии вытянутой руки стоял, опираясь на трость с
золотым набалдашником, маленький старичок в конусообразной шляпе. Феофан
мгновенно и без труда узнал пылающие ярким светом большие глаза незна-
комца.
Когда вспышка погасла, оба остались в темноте, и Феофан с трудом мог
различить очертания своего спутника.
Молчание затягивалось.
- ВЫ ПОМНИТЕ МЕНЯ? - наконец спросил таинственный незнакомец.
- КОHЕЧHО, - ответил студент.
- Хорошо... Я думал, может, вы забыли... У разума короткая память.
Но, вероятно, вы не стремитесь им обладать.
- Вам, по крайней мере, должно быть известно, что на это я и не при-
тязал, иначе не был бы таким простофилей.
- Лучше сказать, что приняли соглашение, нарушили его со своей сторо-
ны и теперь сердитесь, что вас вроде как вызвали для наказания. Который
час?
- Не знаю... осталось немного.
- ОHА знает об этом? Вы знаете, о ком я говорю.
- Старик, - неистово воскликнул Феофан. - Убирайся прочь! Я нарушил
договор... знаю. Я должен быть наказан... об этом мне тоже известно, и я
готов. Но мой час еще не пробил: не мучай меня, оставь. Я буду ждать
свою судьбу один.
- Хорошо... я могу сделать скидку. Вы несколько вспыльчивы по отноше-
нию к своим друзьям. Но мы на это посмотрим сквозь пальцы. Теперь пред-
положите, что наказание, которое вы заслужили, может быть отсрочено.
Студент ответил недоверчиво-презрительным взглядом.
- Я смотрю, вы скептически настроены, - продолжил старик. - Но рассу-
дите. Вы молоды, деятельны, одарены прекрасной душой и телом.
- Что мне до этого? Более того, что мне до этого СЕЙЧАС?
- Много чего, но не перебивайте меня. Вы любите, и вы любимы.
- Говорю вам снова: замолчите и убирайтесь к... ДЬЯВОЛУ!
- НО НЕ СИЮ МИНУТУ! Вы все об этом ""сейчас"... а кем станете вы, кем
станет Фирза Ангерштелль завтра?
Терпение студента лопнуло. Он бросился на старика, намереваясь пова-
лить того на землю.
Он мог бы с таким же успехом поупражняться с одним из низкорослых ду-
бов, растущих неподалеку. Старик не сдвинулся с места... ни на йоту.
- Вы напрасно себя утомляете, мой друг, - сказал он. - Теперь мы, ес-
ли вам угодно, перейдем к делу. Вы, конечно же, хотите освободиться от
наказания за вашу небрежность?
- Возможно.
- Вы даже хотели бы, чтобы жребий пал на кого-нибудь другого, а не на
вас?
Студент задумался.
- Нет. Я рад принять наказание за собственную глупость. И все же... о
Фирза! - От душевной боли он застонал.
- Что! С вашими-то преимуществами! Вашими видами на будущее!.. Вы
могли бы обеспечить себе счастливую жизнь... и более того, это счастье
вы могли бы подарить и Фирзе... со всем этим, что у вас имеется, вы
предпочитаете смерть жизни? Как много существует старых, бесполезных лю-
дишек, на которых может упасть жребий, и они с радостью примут судьбу,
при одной мысли о которой вы дрожите.
- Погодите... если я приму каше предложение, как решится жребий?..
Кому я должен передать свое наказание?
- Принимайте... ваш срок продлится на двадцать четыре часа. Пошлите
Пирамида
