показало, что в словах гомтшена смысл все-таки был. Вопрос, так мучивший
махараджу, имел отношение к его невесте и к связи с одной девушкой, от
которой у него родился сын. Этой связи он не хотел прерывать из-за
женитьбы. Действительно, ему не пришлось беспокоиться о своем отношении к
этим двум женщинам: он умер до заключения предполагаемого брака.
Я имела случай видеть двух отшельников совсем особой категории. Им
подобных я потом больше не встречала в Тибете, где, как ни парадоксально,
туземцы гораздо цивилизованнее, чем в Гималаях. Я возвращалась с принцем-
ламой из поездки на границу Непала. Его слуги, зная, как он любит
показывать мне "местные достопримечательности религиозного порядка", довели
до его сведения, что недалеко от места, где мы провели ночь, на ближней
горе спасаются два отшельника. По словам селян, эти люди скрывались, и так
успешно, что вот уже несколько лет их никто не видел. Доставляемые им
припасы складывались через большие промежутки времени в условленном месте
под скалой, откуда отшельники забирали их ночью. Никто точно не знал, где
расположены их хижины, да никто и не стремился их разыскать. Если анахореты
не хотели, чтобы их видели, то местные жители сами избегали встреч с ними,
может быть, с еще большей настойчивостью. Они относились к ним с суеверным
ужасом и старались обходить их лес стороной.
Сидкеонг-тюльку давно уже перестал бояться колдунов. Он приказал
слугам отправиться с селянами в горы и привести анахоретов, но не обижать
их, обещать от его имени подарки, но не спускать с них глаз, чтобы они не
сбежали.
Охота оказалась оживленной. Анахореты, захваченные врасплох в своем
убежище, попытались скрыться, но в погоню бросились человек двадцать и, в
конце концов, их поймали. Все-таки пришлось применить силу, чтобы втащить
отшельников в маленький храм, где мы находились в обществе нескольких лам и
гомтшена из Сакионга. Когда, наконец, отшельники очутились в храме, никто
не мог добиться от них ни единого слова. Редко попадались мне такие
забавные физиономии. Подвижники были ужасающе грязны; жалкие лохмотья едва
прикрывали их тела. На лица свешивались длинные всклокоченные волосы, а
глаза горели как раскаленные угли. Пока они озирались, точно посаженные в
клетку дикие звери, князь торжественно приказал принести две большие
тростниковые корзины, наполненные провизией: маслом, чаем, мясом, ячменной
мукой, рисом - и объяснил им, что все это им предназначено. Но, невзирая на
такую приятную перспективу, пустынники продолжали хранить ожесточенное
молчание.
Один из селян высказал догадку: анахореты, обосновавшись в этой
местности, дали обет молчания. Его высочество, страдавший припадками чисто
восточного деспотизма, на это возразил - они, по крайней мере, могли бы
держать себя почтительно и приветствовать владыку, как того требует обычай.
Видя, что махараджа начинает сердиться, и, желая избавить отшельников от
неприятностей, я попросила его отпустить их. Он колебался, но я настаивала.
Тем временем я послала за двумя кульками сахарного песка, любимого
лакомства тибетцев, из моего багажа и положила по одному в каждую корзину.
- Откройте дверь и пусть эти твари убираются, - приказал, наконец,
махараджа.
Как только анахореты увидели, что путь свободен, они одним прыжком
очутились около корзин и завладели ими. Один из них быстро вытащил что-то
из-под своих лохмотьев, запустил руку с когтеобразными ногтями в мою
прическу, и затем оба скрылись с быстротой и ловкостью горных коз. Я вынула
из волос маленький амулет и показала его присутствовавшим, а позже
нескольким другим ламам, владевшим искусством волшебства. Все они уверяли,
что амулет был дан на счастье и обеспечивает мне общество одного демона,
обязанного мне служить и устранять с моего пути все препятствия.
Разумеется, я была в восхищении. Вероятно, анахорет понял, что я
заступилась за него и его товарища, и, может быть, диковинный подарок был
свидетельством его благодарности.
Последняя экскурсия совместно с князем-ламой снова привела меня в
северную часть страны. Опять я посетила Латшен и повидалась с гомтшеном. На
этот раз я смогла поговорить с ним, но беседа, к сожалению, была
мимолетной: мы останавливались в Латшене только - на один день, так как
хотели дойти до конечной цели нашего путешествия - подошвы Кинчинджинга
(высота - 840 метров). Во время этого путешествия мы раскидывали лагерь на
берегу красивого озера в пустынной долине Лонака поблизости от самого
высокого перевала в мире - перевала Жонгсон (высота 7300 метров), где
сходятся границы Тибета, Непала и Сиккима; затем мы провели несколько дней
на краю гигантских морей, откуда поднимались покрытые ледниками вершины
Кинчинджинги, после чего Сидкеонг-тюльку должен был расстаться со мной и
вернуться в Гангток. Махараджа шутил над моей любовью к высокогорным
пустынным просторам, побуждавшей меня продолжать путешествие после его
отъезда самостоятельно. Я живо помню князя, на этот раз не в одеянии из
"Тысячи и одной ночи", но в европейском костюме альпиниста. Прежде чем
скрыться из вида за большим скалистым выступом, он обернулся, размахивая
шляпой: "До скорого свидания", - крикнул он, - "не задерживайтесь слишком
долго". Я никогда его больше не видела. Он умер несколько месяцев спустя в
Гангтоке при таинственных обстоятельствах. В то время я была в Латшене.
Долина Лонак находится слишком близко от Тибета, и я не могла
противиться искушению перейти через один из ведущих туда перевалов. Самым
доступным был перевал Наго (5450 м). Не считая снега, выпавшего в самом
начале пути, погода была хорошая, но пасмурная. Вид, открывшийся с высоты
перевала, ничем не напоминал зрелища, поразившего меня своим сиянием два
года тому назад. Как и тогда, необозримая пустыня простиралась от подошвы
горы к другим горным хребтам, неясно проступавшим в туманной дали. Но
сумерки набросили на нее серо-сиреневую дымку, делавшую все более
таинственным и, быть может, еще более непреодолимо манящим.
Я была бы рада побродить даже без цели по этой удивительной стране,
но цель у меня была. Перед отъездом из Гангтока один из приближенных
махараджи рекомендовал моему вниманию монастырь Шортен Нйима. Известные вам
гомпа в Сиккиме, - сказала мне он, - совсем не похожи на монастыри Тибета.
Вы не имеете возможности проникнуть в глубь страны, посетите, по крайней
мере, монастырь Шортен Нйима. Он даст вам приблизительное представление о
тибетских монастырях вообще.
В монастырь Шортен Нйима я и отправилась. Этот монастырь вполне
оправдывает название "гомпа" (обитель в пустыне), присвоенное монастырям в
Тибете. Невозможно себе и вообразить что-либо более отрезанное от мира, чем
эта ламаистская пустынь. Помимо того, что все окружающая монастырь
местность совершенно необитаема, очень большая высота над уровнем моря
превращает ее в настоящую бесплодную пустыню. Причуда эрозии, высокие
обрывистые утесы, широкая долина, поднимающаяся к горному озеру, снежные
Пирамида