Какой, сам, не ведающий о своем гении, музыкант услышал этот
лейтмотив вселенской скорби и каким образом с подобным разношерстным
оркестром удавалось людям, явно не наделенным никаким художественным
чутьем, передавать его с такой раздирающей сердце убежденностью? Эту тайну
они не смогли мне объяснить. Приходилось слушать, не мудрствуя лукаво,
глядя, как занимается над головами заря или как меркнет вечернее небо.
В Поданге помимо обычного богослужения я имела возможность
присутствовать на некоторых ежегодных церемониях, имеющих отношение к
демонам. Аналогичные обряды мне пришлось позже видеть в Тибете, где они
совершаются с большей торжественностью. Но, по моему мнению, пышность
лишает их красочности глухих гималайских лесов. Колдовство не любит яркого
света и толпы.
Прежде всего, трапа проветривали Махакалу, все остальное время года
хранящегося на замке в шкафу вместе с приношениями и колдовским реквизитом.
В каждом без исключения ламаистском монастыре обязательно находится
место для древних туземных богов и божеств, вывезенных из Индии.
Переселившись в Страну Снегов, эти последние сильно деградировали. Тибетцы
с бессознательным пренебрежением превратили их в демонов и подчас
обращаются с ними очень сурово. Из изгнанных на чужбину индусских божеств
Махакала наиболее популярен. Его первоначальной сущностью был один из
образов Шивы как разрушителя мира. Ламы-маги низвели Махакалу до уровня
простого злого духа, держат его в рабстве, заставляют оказывать
всевозможные услуги и время от времени без стеснения наказывают.
Народное предание повествует, что глава секты "Карма па" заставил
Махакалу себе прислуживать. Однажды, находясь при дворе китайского
императора, лама чем-то не угодил владыке, и тот приказал привязать его за
бороду к лошадиному хвосту. Волочась с риском для жизни за лошадью, великий
Карма па призвал на помощь Махакалу. Последний немного замешкался, и лама
освободился сам, прибегнув к магическому заклинанию, отделившему его бороду
от подбородка. Поднимаясь с земли, лама увидел запоздавшего со своими
услугами Махакалу и в гневе закатил ему такую оплеуху, что хотя с тех пор
прошло много веков, щека злополучного демона до сих пор распухшая.
Трапа из Поданга, разумеется, не могли позволить себе подобную
вольность: Махакала внушал им неподдельный ужас. Среди трапа как здесь, так
и в других монастырях ходили слухи о зловещих чудесах. Порой сквозь стенки
шкафа, где будто бы хранилось в заключении это страшное существо,
просачивалась кровь; порой, открывая шкаф, находили в нем смертные останки
- человеческий череп или сердце. Появление их в шкафу можно было объяснить
только вмешательством оккультных сил. Маску Махакалы, то есть, его самого,
так, как будто бы в ней он и обитает, извлекали из шкафа и помещали в
темную пещеру рядом с храмом, специально отведенную для него и ему
подобных. Пещеру сторожили двое послушников, они без передышки бормотали
магическую формулу, чтобы помешать Махакале ускользнуть. Часто в ночную
пору мальчики, убаюкиваемые монотонным напевом, боролись с дремотой, дрожа
от ужаса, в полном убеждении, что малейшая оплошность с их стороны даст
демону возможность выйти на свободу, и тогда они неминуемо станут его
первыми жертвами.
Крестьян в окрестных деревнях очень беспокоила видимость
предоставляемой Махакале свободы. Они рано запирали двери своих жилищ, и
матери умоляли детей возвращаться домой до захода солнца.
Более мелкая бесовская братия блуждала по окрестностям, подстерегая
удобный случай устроить кому-нибудь злую каверзу. Ламы заманивали их
заклинаниями и загоняли в очень красивую клетку, сделанную из дощечек и
цветных ниток. Эту изящную темницу затем торжественно выносили за
монастырские стены и низвергали вместе с заключенными в ней узниками в
пылающий костер. Но на счастье колдунов бесы, составляющие для них
постоянный источник дохода, бессмертны, и на следующий год приходится
проделывать все сначала.
Пока я жила в монастыре, из Тибета вернулся один ученый лама знатного
сиккимского рода. Он наследовал от своего недавно умершего брата место
настоятеля монастыря Рхюмтек. Обычай требовал от него совершения в
различных "гомпа" его секты обрядов, обеспечивающих усопшему благоденствие
на том свете.
Я знавала покойного. Он был прекрасный человек, муж двух жен, всегда
жизнерадостный, без претензий на глубокие философские познания, но умевший
по достоинству оценить добрый французский коньяк, поглощая его по несколько
бутылок в день. В своем крае он был богачом и имел обыкновение покупать
наугад массу вещей, совсем не зная их истинного назначения. Помню, однажды
я увидела на этом крепко сколоченном силаче с его могучими плечами головной
убор трехлетнего младенца, украшенный невинными розовыми лентами.
Новый настоятель обычно именовался господином из Тибета (Пе Кушог),
так как он жил преимущественно в Тибете. Он не походил на своего брата ни в
чем. Даже в Лхасе он слыл выдающимся ученым-грамматистом, имел высшую
степень посвящения и соблюдал безбрачие, что среди духовного сословия в
Гималаях было редкостью.
Возглавляемые им похоронные церемонии продлились целую неделю.
Блаженные дни пиршества для трапа: в течение этого времени на монастырскую
братию изливались щедроты наследника.
Затем Пе Кушог приступил к совершаемому ежегодно обряду благословения
монастырских зданий. Эскортируемый хором трапа, распевавших молитвы добрых
пожеланий, он прошел по коридорам монастыря, бросая на ходу в каждую
комнату немного освященного зерна. Несколько пригоршней ячменя, брошенных
им с благосклонной улыбкой и приветствием "Транш Шог" - "Да пребудет здесь
изобилие", стегнули по полотнищам моей "палатки-спальни" и рассыпались по
столу и книгам в "кабинете". Благоденствие! Благоденствие!... После таких
усердных освящений, монастырь должен был бы стать филиалом Райской Обители
Великого Блаженства. Тем не менее, монахи, очевидно, чувствовали себя не
совсем уверенно. Втайне они сомневались не только в собственных оккультных
способностях, но и в оккультных знаниях ученого-грамматиста. А вдруг каким-
нибудь бесам удалось избежать уничтожения? Может быть, они только
притаились и готовы снова приняться за старое?
Однажды вечером появился гомтшен из Латшена, облаченный во все
атрибуты черного мага: пятигранная тиара, ожерелье из бусин, выточенных из
человеческих черепов, фартук резного ажурного кружева из человеческих
костей, магический кинжал за поясом. Он стоял на виду у всех перед большим
костром, чертил фигуры по воздуху жезлом "дорджи" и, читая тихим голосом
заклинания, наносил в пространство удары кинжалом. Не знаю, с какими
невидимыми демонами он сражался, но в фантастическом освещении пляшущего
пламени костра, он сам производил впечатление настоящего дьявола.
Лечение, которое я сама себе прописала, оказалось эффективным. Каковы