которых он все же надеялся сохранить. Соединение хилиастической агрессивности
и неприязни к внутренней социальной революции подтверждалось также
стремлением к национальным войнам со стороны многих консервативных
революционеров и фашистов в Европе.
Первая Мировая война поэтому была встречена ликованием во всех участвующих в
конфликте странах. Некоторые историки предполагали, что такая реакция народа
свидетельствовала о всеобщей жажде перемен, охватившей людей после нескольких
десятилетий застоя. Другие думали, что это расцветающий империализм пытается
отвлечь внимание от давления наступающих перемен. В любом случае, в Германии
были популярны "Идеи 14 года", выразившие то чувство облегчения, которое
охватило всех, когда национальное единство преодолело все социальные различия
и проблемы перед лицом общего иностранного врага. Предвоенные пессимисты от
культуры связывали все национальные трудности с вредными влияниями западных
демократий, которые теперь пришло время уничтожить силой, в контексте этой
эйфории вполне понятно и отношение Листа к войне.
В апреле 1915 Лист собрал встречу НАО в Вене. Он произнес торжественную речь,
в которой приветствовал войну как начало тысячелетнего сражения, предвещавшее
приход новой эпохи. Он предупредил, что этот переходный период первоначально
может быть связан с увеличением трудностей, "ужасными преступлениями и
сводящими с ума мучениями". Но все эти испытания должны окончательно
послужить окончательному отделению добра от зла, поскольку все истинные немцы
"вступая в новую эпоху не должны брать с собой ничего, что не принадлежало бы
исконной природе арманизма". Война, таким образом, играла важную роль в
представлениях Листа о золотом веке. Военные действия в отношении других
государств отражали "страдания мессии" и также понимались как суд
справедливости, который должен делить людей на эсхатологические лагеря
спасенных и осужденных. Он завершил свою речь утверждением о дуализме
времени, что совершенно соответствовало западной апокалиптической традиции.
Сторонники Листа разделяли его отношение к войне.
Тарнхари говорил о войне как о "священной необ-
ходимости". Эллегаард Эллербек датировал свои письма
в соответствии с днями "святой войны". Лист тоже исполь-
зовал такую хронологию, поставив под своим апокалиптическим этюдом,
озаглавленным "Es wird einmel..!" следующую подпись "Вена, тысячный день
Священной Войны, 22 апреля 1917", и отметил этот день приглашением фотографа,
который запечатлел его погруженным в исследования. И прочие, принадлежавшие к
кругу Листа также смотрели на войну как на крестовый поход против
демонических сил; ее суровые испытания, в траншеях ли, или в голодных
городах, люди встречали с гордостью, уверенные в их апокалиптическом смысле.
Эта позиция добровольного принятия страданий подталкивает к сравнению ее с
феноменом, который Михаил Баркун определил как "утопию катастроф". Баркун
наблюдал амбивалентный характер катастроф, которые, с очевидностью приводя
людей на край гибели, могут порождать также и неожиданное чувство счастья. Он
отметил, что такие события часто создают временное ощущение общей цели и что
"унизительные социальные различия растворяются во внезапно теплеющей,
демократической атмосфере". Эта оценка точно соответствует эйфории, описанной
в "Идеях 1914" и освещает необходимым светом энтузиазм Листа по отношению к
действительным лишениям войны. Поскольку вера в золотой век включала в себя
убеждение в том, что счастью должны предшествовать ужасные несчастья, то
объединение в эпицентре катастрофы только подтверждало апокалиптические
ожидания. Для Листа страдание являлось залогом спасения.
Но как в действительности Лист представлял себе
это коллективное спасение? Свой образ золотого века он строил на материалах
средневековой немецкой апокалиптики, северных легенд и современной теософии.
Он рассказывал средневековую легенду об императоре Фридрихе Барбаросса,
который долго спал в горе Kyffhдuser. Но однажды проснувшись, волной
тевтонского гнева прокатился по всему миру, подчинив его немецкой гегемонии.
В этой истории черпали вдохновение средневековые утописты, надежды которых в
XIII веке сосредотачивались вокруг династии Гогенштауфенов. Позже
исторические и культурные обстоятельства изменились и в XV веке основные
надежды возлагались уже на императоров Фридриха IV и Максимилиана I из
династии Габсбургов. Один утопический трактат того времени, озаглавленный
Gamaleon, рассказывает о будущем немецком императоре, который должен
подчинить себе французскую монархию и папство. Римская церковь должна была
лишиться имущества, все ее духовенство предназначалось к истреблению. После
победы над врагами, германцы должны были возвыситься над прочими народами.
Вместо папы новый немецкий патриарх в Майнце должен был возглавить новую
церковь, подчиненную императору, новому Фридриху, власть которого обнимала
собой всю землю.
Листовский образ золотого века во многом составлен из элементов раннего
национализма и популярной эсхатологии. Первые манифесты националистов
содержали в себе ту же веру в немецкий мир, в котором однажды исполнилась
божественная воля и который поэтому был источником всякого блага до тех пор,
пока не был разрушен заговором низших, негерманских народов, церкви,
капиталистов, евреев и кого угодно. Для восстановления идеального мира
требовалась новая аристократия, руководимая божественным посланником,
призванным отстоять религиозные и политические ожидания угнетенных. Лист
развивал традиции исторического хилиазма, утверждая, что правление Фридриха
IV и Максимилиана I означало возрождение арманистского духа, но к несчастью
потерпело крах по причине заговора лютеровской реформации. Также весьма
значительным является то обстоятельство, что Лист с большим вниманием
относился к идеям Джордано Бруно, философа и еретика XVI века. Бруно полагал,
что иудаизм и христианство разложили древнюю и истинную религию, которой была
для него магия египетской "Герметики" и мистицизм; такое мнение было весьма
популярно среди неоплатоников Ренессанса. Бруно также стремился к
освобождению, которое могло дать вновь открытое знание древних. Соединение
милленаристских чаяний и каббалистической мысли характеризовали и листовский
образ новой Германии. С большим одобрением он цитирует Бруно: "О Юпитер,
позволь немцам понять свою силу и они станут не людьми, но богами".
Одна из северных эпических легенд предлагает дру-
гой образ золотого века, который также весьма важен для нашего анализа. Еще в
1891 году Лист нашел стих "Волюспы", в котором появлялась устрашающая и
вместе с тем великодушная мессианская фигура:
Великий человек вернулся в круг правителей Властвующий над всеми, он кладет
конец раздорам Его решения мудры и справедливы
Все, что он назначил, будет жить вечно.
Фигура "властвующего над всеми" стала основной идиомой Листа в его
последующих обращениях к золотому веку. Исключительный,
сверхчеловеческий индивид, способный решить все человеческие проблемы и
установить вечный порядок. Божественный диктатор был особенно желанен для
Пирамида