разветвлениями в груду цветов. На эти ветки насаживают два глиняных
изображения — Шивы и Парвати. Затем девушки делятся на две группы — свиту
Шивы и свиту Парвати — и инсценируют их свадьбу. Причем не упускается ни
один из элементов свадебной церемонии. После свадьбы на деньги, выпрошенные
у родителей, они устраивают пиршество. Позже все они отправляются на берег
реки, бросают фигурки Шивы и Парвати в воду и принимаются рыдать, как на
похоронах. Часто соседские мальчики дразнят их, ныряя за фигурками. Достав их
со дна, они размахивают ими, в то время как девушки их оплакивают. Эта ярмарка,
как говорят, имеет своей целью обеспечить каждой участнице обряда хорошего
мужа. То, что божества Шива и Парвати в этой индийской церемонии
олицетворяют духов растительности, доказывает, как нам кажется, помещение их
изображений на ветках над грудой цветов и травы. Здесь, как это часто бывает в
европейских народных обычаях, божества растительности олицетворяются как
растениями, так и куклами. Справляемая весной свадьба этих индийских божеств
аналогична европейским церемониям, во время которых разыгрывается свадьба
молодых духов растительности — Короля и Королевы Мая, Майской Невесты и
Майского Жениха и др. Выбрасывание изображений в воду и оплакивание их
имеет сходство с европейскими обычаями выбрасывания мертвого духа
растительности по имени Смерть, Ярила, Кострома и т. д. в воду и причитаний над
ними. Кроме того, в Индии, как это часто бывает и в Европе, этот обряд
совершается исключительно женщинами. Представление о том, что обряд этот
призван обеспечить девушкам мужей, объясняется верой в оплодотворяющее
влияние, которое дух растительности оказывает как на растительность, так и на
человека.
Магическая весна. Наше общее объяснение этих и других подобных обрядов
сводится к тому, что по своему происхождению они являются магическими
ритуалами, призванными обеспечить возрождение природы весной.
Предполагалось, что средствами, с помощью которых они достигают своей цели,
являются подражание и симпатическая связь. Пребывая в неведении относительно
истинных причин явлений, первобытный человек верил, будто для того, чтобы
вызвать к жизни великие силы природы, в зависимости от которых полностью
находится его жизнь, необходимо подражать им и что скромное драматическое
действо, которое ой разыгрывал на лесной поляне, в торной долине, на пустынной
равнине или на обдуваемом ветром берегу мОря, при помощи тайной симпатии или
мистического влияния неожиданно будет воспринято и повторено в более широких
масштабах более могущественными актерами. Он воображал, что, одеваясь в
листья и цветы, он помогает оголенной земле одеться зеленью и что, разыгрывая
смерть и похороны зимы, он прогоняет это мрачное время года и готовит почву для
возвращения весны. Если нам трудно даже представить себе подобный ход мыслей,
то гораздо легче вообразить озабоченность дикаря, сознание которого начало
возвышаться над инстинктом удовлетворения простейших животных
потребностей, когда он принялся размышлять над причинами явлений, над тем, что
мы называем ныне законами природы. Нам, знакомым с концепцией единообразия
и регулярности, с которыми одни природные явления сменяют другие, кажутся
необоснованными опасения, что причины, которые вызывают эти явления к жизни,
могут исчезнуть. Но эта уверенность в постоянстве природных процессов обязана
своим появлением на свет единственно опыту, который основывается на широком
поле наблюдений и длительной мыслительной традиции. Что же касается
первобытного человека, то он обладал слишком узкой экспериментальной базой,
эмбриональными мыслительными навыками и недостаточным опытом, чтобы
спокойно воспринимать вечно меняющиеся, нередко грозные для него природные
явления. Неудивительно поэтому, что затмение солнца часто приводило его в
панику, и он склонялся к мысли, что солнце или луна и на самом деле погибнут,
если он не поднимет крик и не будет метать в воздух свои жалкие стрелы, чтобы
защитить светила от чудовища, которое грозит их поглотить. Неудивительно и то,
что он приходит в трепет, когда ночную мглу неожиданно прорезает вспышка
метеора или же когда небесный свод вдруг освещается мерцающим светом
северного сияния. Даже на природные явления, регулярно повторяющиеся в раз и
навсегда установленные промежутки времени, он мог взирать с опасением до тех
пор, пока не осознал в их повторении закономерности. Осознание таких
периодических или циклических изменений в природе зависит главным образом от
длительности соответствующего цикла. Например, везде, кроме полярных
регионов, цикл смены дня и ночи так короток и, следовательно, так част, что люди
в скором времени перестали серьезно опасаться за его регулярность, хотя древние
египтяне, как мы видели, ежедневно совершали магические обряды для того, чтобы
утром увидеть на востоке возвращение огненного светила, которое каждый вечер
исчезало на розовеющем западе. Однако с круговоротом времен года дело обстоит
совсем иначе. Год является для любого человека довольно длительным периодом
времени. Для дикаря с его короткой памятью и несовершенными средствами
измерения времени год мог казаться столь длинным, что он и вовсе не осознавал
его как цикл и наблюдал изменения, происходящие в течение года на земле и на
небесах, с неизменным удивлением, попеременно поддаваясь то радости, то
отчаянию, то падая духом, а то ликуя в зависимости от чередования света и жары,
от изменений в растительной и животной жизни, которая способствовала его
благополучию или же угрожала его существованию. Осенью, когда резкие порывы
ветра кружили по лесу поблекшие листья, мог ли первобытный человек при
взгляде на оголенные ветви быть уверен в том, что они вновь зазеленеют? Видя,
как при наступлении полярной ночи солнце день за днем опускается все ниже, мог
ли он быть уверен, что когда-нибудь это светило возвратится на свой небесный
путь? Даже убывающая луна, чей бледный серп становился с каждой ночью все
тоньше и тоньше, могла вызвать опасения, что однажды она исчезнет совсем.
Эти и тысяча других подобных страхов должны были тревожить душу и занимать
воображение человека, который впервые начал задумываться над тайнами мира,
где он жил, человека, мысли которого стали проникать в более отдаленное
будущее, нежели завтрашний день. Естественно поэтому, что, мучимый
подобными опасениями, он делал все возможное для того, чтобы возвратить ветвям
листву, вернуть на летний путь солнце, восстановить круглую форму серебряного
ночного светила. Мы можем, если угодно, снисходительно улыбаться на эти
напрасные попытки. Но лишь благодаря длительным сериям экспериментов,
многие из которых неизбежно кончались неудачей, человек познал тщетность
одних методов и плодотворность других. Таким образом, магические обряды — это
не что иное, как неудавшиеся опыты, которые повторялись единственно потому,
что экспериментатор не был уверен в их удаче. С прогрессом познания эти обряды
прекратили свое существование или продолжали отправляться в силу привычки,
тогда как причина их появления на свет давным-давно была предана забвению.
Итак, потеряв свое высокое назначение, не будучи рассматриваемы более как
торжественные обряды, от пунктуального выполнения которых зависит
благополучие и само существование общины, они постепенно опустились до
уровня карнавалов, пантомим и развлечений. И наконец, на последней стадии
вырождения эти обряды, когда-то всерьез занимавшие взрослых и мудрых людей,
Пирамида