нашли целесообразным проследить ее идеи со всеми их последствиями; однако не лишним
будет напомнить, что они касаются только базовой доктрины поэмы. Они подверглись
многочисленным метаморфозам, прежде чем найти свою окончательную форму в этой поэме;
рассмотрим более внимательно эти метаморфозы. Но сначала обсудим гипотезу, развитую
Кейделлом (Keydell) вкраткой, но очень содержательной статье под названием Patria
Hermoupoleos (71, 1936, 465 ss.). Прежде всего, он уверен, как и Райценштайн, что обе
обнаруженные поэмы принадлежат одному автору. "Zwei verschiedene Verfasser, - говорит он, -
wird man fur die stilistisch gleichartigen, derselben Handschrift angehorigen Gedichte nicht annehmen
wollen". А почему бы и нет? - я должен спросить. Идентичность стиля? Это уж слишком
обязывающее слов о: то,что характеризует две поэмы, - это скорее отсутствие личного стиля, а
такое отсутствие ничего не доказывает. Что же касается факта, что они находятся в одном
манускрипте, это, естественно, еще менее значимо: papiri miscellaneae (рукописи-сборники)
отнюдь не редки.
Рассмотрим лучше каждую поэму, как она есть. Относительно космогонии я должен
констатировать свое великое неудовольствие, что Кейделл разделяет позицию Райценштайна в
утверждении ее египетского происхождения: райценштайновская интерпретация Ogygie
кажется ему вполне убедительной. Я не хочу возвращаться к тому, что говорил выше по поводу
этой интерпретации - то есть, что этот эпитет с таким же успехом может быть применен и к
Аркадии. H поскольку мы в Египте, продолжает он, то городом, который основал Гермес, может
быть только Hermoupolis Magna (Великий Гермополь). И вот доказательство: поэт называет
Гермеса своим Отцовским богом - keinos de neos estin emos patroios Hermes, - а в записи совета
Гермополя в Египте, цитируемой Меотисом (Meautis, Hermoupolis la Grande, 1918,21,v. 175),
авторы употребляют почти те же слова, говоря об этом боге: patroos hemon theos trismegistos
Hermes. Это сообщение, которым мы обязаны эрудиции автора, на первый взгляд кажется
ошеломляющим; но если к нему присмотреться, оно доказывает обратное. Запись называет
Гермеса Триждывеличайшего Отцовским богом гермополитян, а этот Гермес
Триждывеличайший не тождествен Гермесу сыну Зевса, его называют его потомком, его
внуком. Свидетельство тому - "Асклепиос" псевдо-Апулея (параграф 37), где оратор, которым
является именно Гермес Триждывеличайший, говорит о Гермесе-творце как о своем предке.
Ввиду этого попробуем обратиться к Степану Византийскому за консультацией по
географии; у него есть ценное указание, по которому Гермополь был бы городом - в Аркадии.
Разумеется, мы не найдем этот аркадийский Гермополис на наших географических картах:
слово обозначает просто "город, основанный Гермесом". (Это может быть Фенеос, а может
Стимфаль.) Указание Степана доказывает только существование города в Аркадии, основанного
Гермесом и именно в этом качестве засвидетельствованного литературным памятником,
которым воспользовался Степан, бывший, как известно, скорее филологом, чем географом.
Следовательно, мы должны встретить его упоминание в каком-либо литературном
произведении - возможно, в нашей космогонии.
Итак, далекие от того, чтобы отбросить наш тезис об аркадийском характере основной
доктрины герметической космогонии, аргументы Кейделла довольно убедительно
подтверждают его. Герметизм, о котором он свидетельствует, по своему происхождению не был
египетским; но впоследствии он им стал. Герметизм, носящий таинственное имя Гермеса
Триждывеличайшего, - это именно герметизм, ставший египетским; тот факт, что наша
найденная космогония оказалась написанной на египетском манускрипте, не является
случайным: последователи Гермеса Триждывеличайшего должны были иметь естественное
чувство почтения пред происхождением своей религии; и поскольку наша поэма была совсем
близка к этому происхождению, к древней аркадийской родине, они приняли ее с рвением, в
котором нет ничего удивительного.
Но, как я уже говорил, эта поэма открывает нам не только первичные и аркадийские черты
герметизма: поэт - он сам или его источник, не важно - зафиксировал его на пути эволюции,
которая должна была его привести в Египет. И этот аспект не менее интересен, чем первый. Я
часто имел возможность говорить религиеведам, Райценштайну и многим другим, несмотря на
мое большое уважение к ним: ваш взгляд – это заимствование, мой взгляд - эволюция. Не то,
чтобы я его ophdsl`k, но мне кажется, что я извлек из него больше выводов, чем другие.
Позвольте же мне представить вам эволюцию аркадийского герметизма в направлении
Египта, квинтэссенцию которой мы находим в Страсбургской космогонии.
VIII
Одна из линий эволюции, и наиболее любопытная, касается творческой троицы. Я уже
говорил об этом: в нашей космогонии она состоит из Зевса, Гермеса и Логоса. Это значит, что в
своем смешанном характере частично мифологическом, частично метафизическом - она
остановилась на полдороги между чисто мифологической концепцией аркадийского герметизма
(Зевс, Гермес и Пан) и концепцией чисто метафизической герметизма египетского,
представленного "Поймандром" (Пус, Нус Демиург и Логос). Она грешит неразумной
избыточностью. Эта эволюция не была единственно возможной: была другая, упрощенная
эволюция. Какова была роль Логоса рядом с Гермесом в акте творения? Разумеется, оба играли
двойную роль один возле другого. Если творческое слово было необходимо, то Гермес мог
произнести его самому себе. Отсюда явное следствие: сам Гермес является Логосом. Мы
находим это в ответвлении герметизма, которое повлияло на стоическую теологию.
Свидетельство Климента Александрийского (Strom., VI, 15, 132): "Наиболее ученые среди
эллинов отождествляют Гермеса с Логосом". Это ответвление герметизма нашло свой путь в
римской теологии, представленной Варроном, охотно рекламирующимся легендой, по которой
Эвандр, царь Аркадии, колонизовал римский Палатин перед прибытием Энея; действительно,
это догма Варрона, которую сохранил для нас Святой Августин в своем "De civitate dei" ("О
государстве божьем"): "Sermo ipse dicituresse Mercurius" ("Само Слово и есть Гермес"). Именно
из теологии Варрона, должно быть, черпал Гораций, издавая догму о воплощении
МеркурияГермеса- Логоса, как я говорил в моей статье "Мессианизм Горация" ("Antiquite
Classique", VIII, 1939, с. 171).
Еще один шаг к философии состоит в том, что сказано о четырех стихиях. Правда, что эта
философема весьма поверхностна; ее охотно приписывают Эмпедоклу, но хор Эсхила
"Хоэфорах" 585-592 доказывает, что она более древняя. Следует отметить здесь необходимость
этого нового обращения к Эсхилу - тому самому, который ввел в свои "Психагоги"
"мифическую историю", касающуюся герметизма Аркадии. Случайное ли это совпадение? В
остальном доктрина четырех стихий, какой бы поверхностной она ни была, соединена в нашей
космогонии с идеей борьбы: Гермес, исполнитель воли Зевса, кладет конец борьбе стихий и
принуждает космос выделять их - идея, покоящаяся уже в самом понятии космоса. Ту же идею
мы встречаем развитой в космогонии Овидия в "Метаморфозах", идею, очень отличающуюся от
той, которую Гесиод представляет нам в своей "Теогонии", - не говоря уже об идее "Генезиса".
Мы gdeq| ограничиваемся подобными чертами. Но все-таки заметна и оплошность: Гермес
обращается с речью к стихиям, и именно по причине его ораторского вмешательства борьба
уступает место согласию. Следовало бы ожидать, что поскольку Логос существует, то именно
он должен был произносить эту чудесную речь. Но нет: поэт вводит его в действие позже.
Таким образом, его композиция несовершенна.
Далее мы имеем кое-что Анаксагора. Гермес прежде всего привел в движение пылающий
эфир, palindineton eteuxen (я бы предпочел эту реконструкцию вместо palindineton ananken
Райценштайна). Хорошо, эта реконструкция отсылает нас к VI веку до Рождества Христова, в
чем нет ничего удивительного. Но вот семь зон эфира и "правители звезд" (astron hegemonees),
за которыми они закреплены, - поэт довольствуется тем, что устанавливает их астрономическое
значение? Не углубился ли он, поскольку ему предоставилась чудесная возможность, в бездну
астрологии? Случай нас дразнит еще раз тем, что до нас не дошла клаузула стиха после ale hon -
"чей блуждающий путь..." Ну и что же? Райценштайн предлагает teirea dinei, что мне кажется
Пирамида