который я принесла для нее. Я прослушивала свои записи.
-- Тебе не кажется, что кто-то стучит в переднюю дверь? -- спросила я,
снимая наушники.
Совершенно не замечая моих слов, она показала мне картинку с
белокурой манекенщицей. -- Я не могу решить, какая девушка
нравится мне больше, -- размышляла она. -- Если я вырежу это, я
испорчу вторую на другой странице. Там брюнетка гуляет по улице с
тигром на поводке.
-- Я выбрала бы ту, что с тигром, -- продолжала я. -- В журнале
полным-полно блондинок. -- Я коснулась ее руки. -- Слушай, кто-то
стоит у дверей.
Это на секунду оторвало Канделярию от журнала, и в следующий
момент она поняла, что действительно кто-то стучит в дверь. -- Кто
бы это мог быть так поздно? -- безразлично шепнула она, вновь
переводя свой взгляд на глянцевые страницы.
-- Может быть, это пациент. -- Я взглянула на свои часы. Уже было
около полуночи.
-- Ну нет, моя радость, -- спокойно сказала Канделярия, смерив меня
взглядом исподлобья. -- Никто не приходит в такой час. Люди знают,
что донья Мерседес никого не лечит так поздно без крайней
необходимости.
Я хотела сказать, что, возможно, это и был тот крайний случай, но
стук раздался снова, на этот раз более настойчивый.
Я заспешила в переднюю. Проходя мимо комнаты целительницы, я
секунду колебалась, размышляя над тем, надо ли дать знать Мерседес
Перальте, что кто-то ждет у двери.
Уже третий день она не выходила из этой комнаты. День и ночь она
жгла свечи на алтаре, выкуривая сигару за сигарой, и с восторженным
выражением на лице читала непонятные заклинания до тех пор, пока
стены не начинали вибрировать от звуков. Она полностью
игнорировала мои вопросы, но, кажется, приветствовала те небольшие
перерывы, когда я приносила ей еду и настаивала на том, чтобы она
отдохнула.
Новый стук заставил меня поспешить к парадной двери, которую
Канделярия всегда запирала с наступлением темноты. Это было
совершенно излишне, так как тот, кто захотел бы войти в дом, мог
пройти через открытую кухню.
-- Кто там? -- спросила я, открывая железную задвижку.
-- Генте де паз (мирные люди), -- ответил мужской голос.
Удивленная тем, что кто-то в ответ произнес искаженную слабым
акцентом устаревшую формулу приветствия времен испанских
завоевателей, я автоматически ответила в требуемой манере: -- Храни
нас дева Мария, -- и открыла дверь.
Высокий седой мужчина, прислонясь к стене, смотрел на меня так
озадаченно, что я даже рассмеялась.
-- Это дом Мерседес Перальты? -- спросил он неуверенным голосом.
Я кивнула, изучая его лицо. Оно было не таким морщинистым, скорее
его опустошило какое-то горе или боль. Его водянистые голубые глаза
окружали черные пятна возраста и усталости.
-- Мерседес Перальта дома? -- спросил он, заглядывая мимо меня в
затемненную переднюю.
-- Она здесь, -- ответила я. -- Но она не принимает людей так поздно.
-- Я долго кружил по городу, размышляя идти сюда или нет, -- сказал
он. -- Мне нужно видеть ее. Я ее старый друг и старый недруг.
Вздрогнув от боли и отчаяния, которыми был наполнен его голос, я
попросила зайти его в дом. -- Она в своей рабочей комнате, -- сказала
я. -- Сейчас я зайду предупредить ее о вашем приходе. -- Я шагнула
вперед и ободряюще улыбнулась ему. -- Как ваше имя?
-- Не говори ей обо мне, -- попросил мужчина, схватив мою руку. --
Дай я пойду сам. Я знаю дорогу. -- Хромая, он тяжело пересек патио и
коридор. Секунду постояв перед занавесом комнаты доньи Мерседес,
он поднялся по двум ступеням и вошел внутрь.
Я шла за ним, готовясь взять на себя вину за бесцеремонное
вторжение. На секунду я подумала, что она уже в постели. Но как
только мои глаза привыкли к дымной темноте, я увидела ее в дальнем
конце комнаты. Она сидела на стуле, едва различимая в свете
одинокой свечи, зажженной на алтаре.
-- Фредерико Мюллер! -- задохнулась она, рассматривая его в полной
панике. Она несколько раз провела рукой по глазам, не веря себе. --
Не может быть. Все эти годы я думала, что ты умер.
Он неловко опустился на колени и, положив голову на ее колени,
зарыдал, словно ребенок. -- Помоги мне, помоги мне, -- повторял он
сквозь плач.
Я заторопилась к выходу, но резко остановилась, услышав, как
Фредерико Мюллер упал на пол с громким стуком.
Я хотела позвать Канделярию, но донья Мерседес остановила меня. --
Как странно! -- воскликнула она дрожащим голосом. -- Все сходится,
как в волшебном кроссворде. Это тот человек, которого ты мне
напоминала. И ты вернула мне его.
Я хотела сказать ей, что не вижу сходства между собой и этим
стариком, но она отправила меня в свою спальню за корзиной с
лекарственными травами. Когда я вернулась, Фредерико Мюллер все
еще лежал на полу. Донья Мерседес пыталась привести его в чувство.
-- Позови Канделярию, -- приказала она. -- Я не могу прикасаться к
нему сама.
Канделярия, услышав шум, уже стояла в дверях. Она вошла. В ее
глазах было недоверие и ужас. -- Он вернулся, -- прошептала она,
приближаясь к Фредерико Мюллеру. Она перекрестилась и,
обернувшись к донье Мерседес, спросила: -- что мне надо делать?
-- Его душа отделилась от его тела, -- ответила она. -- Я слишком
слаба, чтобы вернуть ее назад.
Канделярия быстро перевела инертное тело Фредерико Мюллера в
сидячее положение. Обняв, она придерживала его сзади. Кости его
спины трещали, словно лопались на тысячи кусков.
Она прислонила его к стене. -- Он очень плох. Я думаю, он вернулся
сюда, чтобы умереть. -- Канделярия вновь перекрестилась и вышла из
комнаты.
Фредерико Мюллер открыл глаза. Он окинул нас мутным взором, а
затем посмотрел на меня в молчаливой просьбе оставить его наедине с
доньей Мерседес.
Пирамида