«ортоксеок» -и он удостоен был бы высшего звания без всяких переходных чинов. Благодаря
любезности старшего научного сотрудника Института истории, литературы и языка Николая
Александровича Сатласва я получил представление о звуковой стороне камлания, его
оркестровке. В фонотеке института хранятся знаменитые записи шаманских выступлений
20-х годов, сделанные профессором Анохиным еще на фонографе. Конечно, звук слабенький
да еще перебиваемый шумами, но Николай Александрович включил «Днепр» на полную
мощность, ив пустых комнатах отчетливо зазвучал тоскующий, зовущий голос настоящего
шамана. Заунывный, собирающийся все время к одной точке, к одному, будто
затвердевающему узлу, он плел свою долгую музыкальную нить; режущей, свербящей ухо
нотой он ввергал в угнетенное и тоскливое ожидание, копил энергию на короткий всплеск,
прыжок на другую орбиту, а подмявшись к ней, вновь надолго утверждал ее постоянство -
постоянство нового равномерного неускоренного шага, нового отрезка путешествия по
зияющим провалам преисподней. Не к Эрлику ли он взывал-старику с атлетическим
сложением, чьи глаза и брови черны, как сажа, усы подобны клыкам и завернуты за уши,
челюсти сходны лишь с кожемялкой, рога напоминают корни дерева, и чья борода,
раздваиваясь, падает до колен? Не к нему ли обращался он в своей молящей, надрывной,
безотрадной песне-заклинании, путешествуя в подземном мире? Не об этом ли говорил он,
растравляя свою шаманью тоску мрачными образами и немыслимыми видениями? Черное
игрище, трепетное. Квадратное чугунное гумно; Священная четырехгранная наковальня;
Черные шипы, непрестанно Смыкающиеся и размыкающиеся: Звучащий черный молот,
Гремящий черный мех -Творение отца моего -Эрлика! Место, обессиливающее больших
шаманов, А у дурных шаманов голову берущее. Когда он в благоприятное время дает
милость, Тогда мы проходим это открытое место, Место, где в неблагоприятное время
Человеческая голова берется. Однако и ощущение от песни шамана-при всей необычности
ее и даже своеобразии -решительно отступает на задний план перед впечатлением от Песни
Бубна. Да, это последнее, собственно, осталось самым ярким и глубоким, хотя музыкальная
культура Алтая отнюдь не бедна. Мне приходилось слышать, как звучит комыс. Этот
сращенный из нескольких гнутых пластинок инструмент в момент исполнения вставляется в
рот, который служит ему меняющим объемы резонато-g ром. Звук комыса острый,
зуммерный -в нем проступает электромузыкальное начало, правда, лишенное особого
тембрового богатства и широты. Слышал я, как звучат топшуры, их пиччикато не оставляет
равнодушным; слышал современные алтайские песни -по радио, в грамзаписи и просто в
автобусе. Слышал уникальное по вибрационной технике исполнение кайчи-оно по силе
воздействия почти приближается к музыке бубна. И все-таки первенство за ним... Узнав и
прочувствовав Песню Бубна, трудно отделаться от мысли, что во время старинных камланий
не пляска и не речитатив шамана, не жертва и не какие-то другие средства подчинения
психологии группы одному играли здесь главную роль. Основу-так думается-закладывал
бубен. В нем искусство даровало религии самое могущественное свое средство... Вот лежит
он, не умещаясь на узеньком ухабистом гостиничном диванчике, и ничего особенного нет в
его облике. Просто довольно большой плоский барабан, с одной стороны открытый. Портрет
его индивидуальности может быть сведен к нескольким фразам. Кстати,
«индивидуальность» тут не произвольное слово. Для камов не было «бубна вообще» -был
поименованный оленем, беркутом, конем крас-норечивейший помощник. Так вот, лицевая
сторона «моего» бубна -это натянутая на деревянный каркас кожа марала, темно-серая, с
едва ощутимыми рытвинками; с изнанки она бледно-желтая, в коричневых разводах и
пятнах. Тыльная сторона бубна уже содержательна, симво-лична. Этот инструмент
принадлежал, по-видимому, небогатому хозяину: 25-30 полосок материи, спадающих вниз,
линялые, вытертые, явно «бедные». Несомненно, бубен долго и честно служил своему каму -
ручка отполирована до гладкости, до теплого естественного цвета лиственницы. Ручка -она
же «тело» идола, духа. Того, что поглядывает сейчас на меня из своей музыкальной пещеры,
не назовешь торжественно кормосом, это скорее идоленок. Это не дух карающий и грозный,
а простодушный и наивный. Плоское овальное личико его с латунными глазками-бляшками,
латунью же обшитым лбом до макушки, ровным носиком и маленьким ртом, полумесяцем
рожками вниз, -лицо это смотрит на мир с детской простотой и даже испугом. Тщедушное
тельце с обрубленными выше локтей ручками и коротенькими ножками, наподобие
двурогих деревянных, укороченных на три четверти вил, свидетельствует об аскетическом
воздержании и смиренномудрии. Как скрипка немыслима без смычка, так и бубен без орбы,
проще говоря -колотушки. Она сделана из снятой с лисьей лапки кожи, натянутой на
утяжеленную чем-то металлическим деревянную колодку сантиметров двадцать пять
длиной, рыжеватая шерсть местами вытерта от усердной работы, вид у колотушки облезлый
и несолидный. Но колотушку я в руку сначала не беру. Просто потрагиваю натянутую кожу
бубна двумя пальцами. Полный солнечных лучей, бубен теперь не остается равнодушным
даже к этому легкому пощелкиванию: он довольно погуживает в ответ на слабую дробь.
Серьезно ли он реагирует? Нет, по-видимому, все же из чистой вежливости, не проявляя и
малой толики своей настоящей силы. Нетрудно предположить, что повествовательные,
непафосные эпизоды камланий сопровождались таким вот тихим дрожанием. Но и они не
были пустыми паузами; нервное возбуждение присуще каждой модуляции бубна. А вот
орба, ластясь, прильнула к серой упругой щеке. Не удары, а поглаживания -бубен отвечает
на них глуховатым нутряным баском, сразу растекающимся вверх и вширь. Меняешь
секторы удара, не усиливая его, -и голос меняет регистры, тональность и как будто обретает
движение. Небольшое смещение ударной плоскости направляет голос бубна немедля лететь
в другую сторону -возникает стереофонический эффект. Рокочущее эхо заполняет углы
комнаты, перемещаясь упругой спиралью, следует за круговращением руки...
Теперь пора кульминации. Орба уже не гладит стертую кожу, гуляет по ней все быстрее и
быстрее, повелевая глаголить. И мощное таам-таам-таам несется в ответ. Звуки, полные
грозовой раскатной ярости, -хлынувший, мигом рьиащий, развернувшийся водопад,
величественный и непреложный в своем устремлении. Он адресуется прямо к телу, к плоти.
Чувствуешь, что кровь циркулирует иначе и сердце бьется живее, поддаваясь этому все
пронизывающему тембру. Гипнотически насыщает бубен тело своим дрожанием,
непререкаемо подчиняет себе волю; это купол, сфера, в которую ты втянут; эти звуки
заключают в себе абсолютную власть... Безудержный, неистовый, свирепый глас; это уже не
музыка, не шум, не гром, а магия. Музыкальный инструмент? «Помощник» шамана во время
мистерии и в то же время командующий всем этим парадом? Произведение человеческого
таланта? Да, все это так. Бубен создан руками мастера, и ему уготована участь
необыкновенная. Внимая его рокоту, видишь иные картины, иные пространства.
Чувствуешь: такие звуки могли сдавить воедино необъятную людскую массу, сдернуть ее с
места. И это в руках невежды так показал себя бубен. Какие же глубины, какие же богатства
звучания открылись бы в нем, вступи он в творческий контакт с мастером?.. Нечто
загадочное, дразнящее воображение есть во всем этом-ив том, как необыкновенно
раздвинулась возможность музыкального инструмента, ив какой-то особой «философии
звука», наконец, в материальной природе этой вещи, готовой слиться с человеческой
психикой. Да: нечто загадочное и... общечеловеческое. Африканский тамтам, снискавший
славы не в пример больше, с помощью своего мастера умеет говорить. Т. е. выражение
«говорящие барабаны» употребляется вовсе не в переносном смысле, не в образном
значении и не в параллель с «языком» азбуки Морзе. Нет, они произносят именно слова,
фразы и целые монологи, отсылая их миль на двадцать куда-нибудь вниз по течению Конго.
Эти барабаны, из колоды долбленные и кожей слоновьего уха обтянутые, малые и великие,
совсем разные, берут на себя, таким образом, функции человеческой речи. И не только: они
мастерски подражают рыку леопарда и вою шакала, они ведут на поле боя и, объединенные
в массовый ансамбль, разогревают трудовой энтузиазм масс, они делают праздник
Скачать книгу [2.95 МБ]
Пирамида
