праздником. И, конечно, участвуют в религиозных мистериях. Недаром африканский бог
одним из первых сотворил Барабанщика. Недаром Барабану потребна для воодушевления
кровь жертвы, к нашему ужасу и отвращению, нередко человеческая... Вообще, если чуть
продолжить напрашивающееся тут сравнение, то ясно увидим, что эстетические
религиозные корни бубна и тамтама сплетаются. Удивительно сродственную почву
образовали эти два язычества. Да только ли эти два? В африканских -южно-африканских
прежде всего -теософиях находятся в изобилии и обожествление неба, земли, горы, скалы,
дерева, каменных и деревянных идолов, ро-доплеменные культы предков и очага, вера в
колдовство и гадание, магию защитительную и вредоносную, полидемонизм. По
представлению народа азанде (Конго), человек обладает двумя душами: телесной и
духовной. А народ акан (Гана), не скупясь, наделяет его даже тремя, среди коих имеется и
«окра» - «душа-дыхание», «душа -жизненное начало». Наконец, тотемизм... Этим словом,
взятым напрокат у северо-аме-риканского индейского племени оджибяе, окрещены
языческие понятия о таинственном родстве души человека и животного, человека и
растения. Тотемные предки (мифические полулюди-полулеопарды, например) давным-давно
когда-то положили начало роду и почитаются с особым благоговением... Воодушевляясь
подробностями, рассказывал мне о корнях алтайского тотемизма Сазон Саймович
Суразаков. Этот темноглазый, с весело поблескивающими стеклами стареньких очков,
непоседливо-живой, хоть и немолодой уже человек, передал мне историю медведя, который
в человеческом естестве был силен, но простоват, и притом ел так много, что родственники
были недовольны, когда, в обиде, ушел он из дому за дровами, а возвращаться раздумал -
превратился в зверя. Веревка его и до сих пор висит на дереве (хмель), а на передних лапах
будто и по сю пору сохранились признаки шерстяных перевязок, которые он носил в
человеческом облике от ревматизма. И сурок, и бурундук, и глухарь, и кукушка, и коростель
были когда-то людьми... Сазон Саймович -глубокий знаток алтайского фольклора. И потому
сюжеты в его устах сменяются один за другим. Он передает народное поверье про волка,
явившегося из пещеры спасти маленького, беспомощного ребенка; волк-то был, разумеется,
не простой -он к линии этого же рода принадлежал и побеспокоился о жизни продолжателя
рода. Душа человека вживается в растения... Сазон Саймович напоминает о мифологических
временах истории, когда Ульген только-только задумал сотворить человека и слепил из
глины несколько пробных образцов. За душами к ним был выслан ворон, отправившийся
прямиком к управителю райской страны Кудаю. Получив искомое, ворон полетел назад. Но
на обратном пути его поджидали искушения в виде трупов верблюда, лошади и коровы.
Мужественно преодолев первые два соблазна, ворон не устоял перед голубыми, манящими к
себе очами коровы. «Ах,-каркнул он, глянув вниз,-какие глаза!..» И души полетели из
раскрывшегося клюва на хвойные леса, росшие неподалеку. Вот отчего кедры, ели, пихты и
можжевельник зеленеют летом и зимой, ведь они по-настоящему живые. -Мифологические
образы, -продолжал свою короткую лекциюСазон Саймович, -как всегда это бывает,
непременным элементомвходят в народное искусство. Алтайский эпос древнейший,
архаичный,в нем реально-историческое перемешано с легендарным. Идеи рода,родового
бога проходят в нашем фольклоре очень ярко. Ульген (о котором вы уже начитаны) по
происхождению один из родовых богов. Егосыновья-другие родовые божества. Эрлик
входит в эпос в результатепозднейших влияний, в частности уйгурских. В сказаниях вместо
Уль-гена выведен образ верховного существа Курбустана-тут водоразделмежду ними и
мифологией, зато злому Эрлику повезло больше: он вездеприсутствует... Очень активны в
нашем эпосе женщины. Дух горы появляется в виде нагой женщины; она берет на себя
ответственную задачувоспитать героя, продолжателя родовой линии... В эпосе, между
прочим, нет шаманов, одни шаманки.
-А где теперь все эти шаманы и шаманки?
-Ушли, как и положено им, «в тот мир». Правда, не всегда бесследно...
-Перед вами живое этому доказательство... Я сын шамана.
-Сазон Саймович! Расскажите!..
-Рассказать об отце? -переспрашивает Сазон Саймович, немного съеживаясь и взглядом
следуя в то далекое прошлое. -Надо бы еговидеть... Так вот трудно говорить о нем... Тем
более жизнь не оченьсладкая у него была... Женился в девять лет, невеста была 18-летняя...
-В девять? -Ну, это обычный «экономический брак», девушка бралась в дом для укрепления
хозяйства... Отец сильно болел. После этого и обострилась в нем страсть к камланию. При
мне, правда, не шаманил он: берег от этого, наверное. В 1927 году он отрекся от звания
шамана, сдал бубен. Я не отношу отца к «выдающимся камам», тут особенно острой
драматической коллизии, пожалуй, и не было, и все-таки... Я видел, как отцу иногда
хотелось покамлать. Уйдет из дома потихоньку куда-нибудь в кусты и себе в наслаждение
занимается «чистым искусством». -Сазон Саймович остренько поглядывает на меня и с
блуждающей, несколько лукавой улыбкой продолжает: -Знаете ли, если кам настоящий, то
обуревает его иногда такое желание пошаманить, что удержу нет... Бесы его распирают,
наверное, покоя не дают. -Красноречивый жест руки, поглаживающей грудь, яснее многих
слов рассказывает о неутомимой настойчивости этого желания... Разговор как-то само собой
переходит к предмету более затейливому: он касается странностей поведения шаманов, их
причуд, обычаев, разного рода хитростей их «профессии» и занятных парадоксов их
«генетических линий». Оказывается, в наши дни эти колдуны и волхвы научились
удовлетворять свой тайный порок, заменяя бубен другими инструментами, естественно,
никак с ним не равняющимися. Шаманят, ударяя по ладони шуршащим и потрескивающим в
ритм пучком сухой травы или березовыми прутьями. Орудуют даже топором, вращая его на
разные лады, как это делает, например, шорка Тайбыгакова Тана.
-В таких случаях, -весело уверяет Сазон Саймович, -лед из-под топора сыплется. В
известном смысле это возвращение к беднейшим, архаическим формам: бубну исторически
предшествовал однострунный лучок-скрипка, да и пучком березовых прутьев пользовались.
Но бубен!.. Бубен для язычества то же самое, что орган для христианства... Между прочим,
особую роль бубна подтверждает строго намеченная в прошлом зависимость от него
шамана: ежели шаман трижды в момент камлания ломал бубен, то он незамедлительно
дисквалифицировался, причем жесточайшим способом -он должен был умереть. Если он не
делал этого сам, ему помогали. Вообще камы были отнюдь не бесконтрольны. Нельзя видеть
в них элиту, свирепая власть которой безгранична. Во-первых, их было довольно много-
каждый род и едва ли не каждая большая семья имела своих волхвов. Когда их скапливалось
в ней больше, чем по одному, они начинали интриговать друг против друга, азартно
колдовать, символически (да только ли?) «поедать» соперника, «убивать» его. Ну, а во-
вторых, это множество подчинялось экономическим и моральным установлениям. Сколько
бывало случаев, когда свою увлекшуюся многодневным камланием женушку-шаманку
рассерженный муж без всякого почтения уводил за руку, прерывая священное действо:
домашние-то дела не ждут... А шамана несправедливого, загубившего много человеческих
душ, ожидала, по поверью, мучительная смерть-с кровавой рвотой, с извержением ногтей
бывших его жертв... Нет, не было на Алтае сколько-нибудь идеализированного отношения
народа к шаманству. Приходит на память картина алтайского художника Гуркина
«Камлание» (Лидия Евгеньевна Чепкина извлекла ее из одного таинственного уголка своего
разветвленного хозяйства). Светлая лунная ночь. На опушке возле костра в непринужденных
позах разместилась группа мужчин-алтайцев. Перед ними в каком-то осторожном
вдохновении застыл, подняв бубен, шаман. Но лица присутствующих не хранят на себе
отпечатка благоговейного восторга. Совсем напротив. Кто-то отрешенно уставился в огонь,
мечтая о далеком, своем, кто-то с равнодушной ленцой просто присутствует здесь, а кто-то и
с явной насмешечкой вперился в кудесничающего лицедея. Словом, представление, почти
развлечение...
Скачать книгу [2.95 МБ]
Пирамида
