снадобий -- это существенная часть арсенала знахаря, но не они
вызывают удивление, а то, что он может регулировать их
воздействие с помощью психологических приемов. Однажды Нгамбе
показал мне лекарство, вернее снадобье из размельченных листьев
акации, в которых содержится вещество, способное действовать
как мочегонное и как наркотик, вызывающий головокружение и даже
потерю сознания.
- Как же знахарь может определить, какое именно
действие произведет это снадобье? - спросил я старика.
- Очень просто, сэр, - ответил тот. - Если колдун дает
его человеку, не сделавшему зла, все будет хорошо. Если человек
сделал зло, то он заболеет и потеряет сознание.
Я вспомнил, какое действие оказал яд, который старый
нгомбо дал бывшему пациенту Лусунгу, и как оно не причинило
никакого вреда (если не считать рвоты) другим пившим его людям.
Здесь кажется правдоподобным только одно объяснение: если
жертва осознает свою вину и верит в то, что снадобье сделает ее
явной, то оно и впрямь подействует и выявит, а может быть, и
убьет преступника. Таким образом физическое действие снадобья
проявляется только на фоне психологического воздействия.
Одна из характерных черт практики "белой магии" состоит
в том, что колдуны-знахари редко пытаются исцелить болезни,
когда у них нет уверенности в том, что эта болезнь подвластна
силам духов. Пименто, индейский лекарь, говорил мне, что он
считает белого человека невосприимчивым к его целительным силам
и что на индейцев, страдающих болезнями белого человека -
такими, как грипп, сифилис, туберкулез, - не оказывают
целебного действия процедуры, проводимые местными
представителями медицины.
Почувствовав себя больным, туземец идет к своему
знахарю и просит его изгнать "злого духа". Если "дух" этот
колдуну неизвестен или, по его мнению, связан с магией белого
человека, то он старается избавиться от такого пациента или
направить его к другому лекарю. Но уж если колдун решил взяться
за лечение, то он приступает к опросу пациента (или клиента)
как опытный психиатр. Он излагает ему причину недуга в понятиях
фантастического мира духов - мира, непостижимого для нас, но
совершенно реального для туземца. Образы этого мира близки ему
и понятны: зависть, злобные намерения, супружеская неверность,
- все это колдун черпает из обыденной жизни. Танец в различных
его формах является, может быть, самым ярким примером
воздействия знахаря на своих приверженцев. Я видел, как в танце
человек буквально становился похожим скорее на животное, чем на
человека. Физических изменений при этом, конечно, не
происходило, но внешне танцующий, будь то мужчина или женщина,
приобретал звериные черты.
Я наблюдал такие превращения во время "танца шакала" в
Бапенде и "танца леопарда" в Дагомее. В обоих случаях действия
танцоров, находящихся под властью знахаря, были буквально
действиями животных.
Путешествуя по провинции Бапенде, я прожил какое-то
время в деревне Ниаха Кикесса (что значит "змейка") в 25
километрах от Килембе. Я видел много местных танцев, но самым
поразительным из них - и по содержанию и по живописности - был
танец бун-га-бунга - "танец посвящения в женщины". Мужчинам
этот танец смотреть запрещено. Нарушение запрета грозит штрафом
или пожизненным изгнанием из деревни. То был, по-видимому,
обряд приобщения девственниц к тайному культу.
Удовлетворяя строгие местные требования, я уплатил
штраф заранее, и даже получил разрешение фотографировать.
Обычно этот танец девушки танцуют голыми, но из уважения к моей
камере они надели набедренные повязки. Для того чтобы танцующих
не видели мужчины и прочие любопытные, на время танца у
площадки был выставлен караул. Девушек отвели в укромное место
в кустах, и старейшие женщины секты раскрасили их пембой -
краской для масок. В деревне было около двух тысяч женщин, но
обращению в число служителей этого культа были удостоены лишь
немногие. Девушки были очень милы: полногрудые с хорошими
фигурами и белоснежными зубами. Глаза у них горели - может
быть, в ожидании церемонии, которая введет их в мир женщин.
В центр круга, ударяя в огромный барабан, вошла рослая
девушка, затем из укрытия показались раскрашенные девушки, у
каждой из них в руках была погремушка. К моему удивлению, они
шли на четвереньках, странно подпрыгивая, будто подражали
гиенам. Встав в круг, они двинулись по нему, постепенно ускоряя
ритм и наскакивая друг на друга, временами они терлись лицом о
землю и друг о друга. Танец становился все быстрее, скоро
танцующие девушки - их было 60 или 70 - слились в одну
извивающуюся цепь. Зрелище было захватывающим. Всматриваясь в
проносившиеся мимо меня лица, я понял, что девушки были целиком
во власти танца..
Позднее я наблюдал более сложный вариант того же танца.
Его исполняли юноши, которым при посвящении в мужчины делали
обряд обрезания, очень распространенный среди африканских
племен. В этой группе было семь юношей. Они собрались после
захода солнца неподалеку от деревни. Ярко светила полная луна,
на белом песке таинственно шевелились длинные тени пальм.
Глухие звуки барабанов замирали в ночи.
Юноши столпились в центре круга зрелых мужчин у костра,
разведенного для того, чтобы греть кожу барабанов. У мальчишек
был довольно жалкий вид, голые, они стояли, съежившись, тесной
кучкой. В их глазах застыл страх. Мужчины начали плясать вокруг
них в нарастающем темпе; неожиданно в центр круга вступил
высокий человек с погремушкой в руках. Я решил, что это нгомбо,
но это был всего лишь церемониймейстер. Он взмахнул
погремушкой, и хор из двух десятков мужских голосов затянул
медленную, монотонную песню. После каждых трех нот мелодии
следовала пауза, и танцующие подчинялись этому ритму. Вдруг из
кустарников вдали раздался протяжный Крик. Он шел на высокой
ноте и кончался почти визгом; я так до сих пор и не знаю, чей
Тэги:
Гипноз Колдовство Чёрная магия
Пирамида