странная...
- Мы странники, - сказал Дайолен. - Идем на Восток.
- Ты менестрель? - лучник заметил лютню.
- Да... Позволите ли нам обогреться? Правда нам нечем отплатить за гостеприимство...
разве что песней.
Эльф подумал немного.
- Идите за мной. Я отведу вас к правителю.
Андар с некоторой опаской поглядывал на Дайолена, но тот шел уверенно, лишь изредка
касаясь стволов деревьев, и мальчик перестал волноваться.
Дом правителя здешних Эльфов был украшен тонкой резьбой по дереву: золотисто-
светлый, словно пропитанный солнцем, звенящий и легкий. Андар заметно робел, но Дайолен
держался с достоинством, и мальчик успокоился, только старался держаться поближе к
менестрелю: мало ли, что может случиться?
Правитель Эльфов встретил их в небольшом круглом зале. Пол был устлан мягкими
шкурами, и Люди шли словно по щиколотку в мягком теплом мху. Остановившись, Дайолен
учтиво поклонился. Андар последовал его примеру.
Собравшиеся в зале Эльфы - кто сидел на резной скамье, кто прямо на полу, на шкурах -
с интересом разглядывали Людей.
Старший - невысок ростом, строен и красив, в черных одеждах. Тонкая талия перетянута
поясом из стальных пластин - у правителя почти такой же, серебряный: металл здесь -
редкость. Черные волосы спадают на плечи тяжелой волной, лицо смуглое, с острыми по-
птичьи чертами. Но самое странное - глаза: в мягких, по-девичьи длинных ресницах - две
темно-зеленых, горящих странным огнем звезды, неподвижно смотрящих в лицо правителя.
Становится не по себе от глубокого взгляда: как в душу глядит.
Младший - совсем мальчишка, светловолосый и хрупкий; кожа тонкая, прозрачно-белая,
яркий румянец на высоких скулах. Смотрит настороженно, как лесной зверек: глаза - черные,
глубоко посаженные. Одет не по-здешнему, но цвета те же - цвета леса. Только - меч у пояса,
или, скорее, длинный кинжал: словно паж или телохранитель - у старшего оружия нет.
А темные глубокие глаза не отрываются от лица правителя. У Эльфа глаза тоже зеленые,
но светлые как листва, пронизанная лучами солнца, с золотыми искрами. Если бы не это да не
странная - зеленый лист с золотыми прожилками - пряжка подбитого мехом плаща, правитель
ничем не отличался бы от собравшихся в зале: та же одежда из тонко выделанной тисненой
золотисто-коричневой кожи и темно-зеленого полотна, разве что рубаха вышита богаче -
зелено-золотыми нитями: тонкая вязь цветов и листьев.
- Приветствую тебя, Правитель Лесов, - Дайолен говорил на языке Синдар.
- Привет и тебе, менестрель, странник, пришедший от Заката.
У правителя был мягкий звучный голос, похожий на ласковый свет солнца,
пробивающийся сквозь листву - по крайней мере, так казалось Дайолену.
- Ешь и пей, обогрейся у огня. Потом, если захочешь, расскажешь нам о своих
странствиях: должно быть, ты многое видел в пути...
Андар метнул быстрый взгляд на Дайолена, но менестрель только тихо улыбнулся и
поблагодарил.
- Правитель Айонар, позволь задать тебе вопрос...
- Спрашивай, менестрель.
- Твои глаза... У Эльфов они другие. Почему?
Правитель задумался. Андар внутренне ахнул: откуда Дайолен знает? А если Эльф
разгневается?.. Мальчишка невольно огляделся по сторонам: их слишком много, если что - не
уйти. И смотрят странно.
- Трудный вопрос задал ты, странник. Я не знаю и сам, из какого рода была моя мать. Я
плохо помню ее. Она тоже пришла от Заката в давние времена... вернее, ее нашли в лесу. Она
была молода, совсем девочка, дикарка; все молчала и смотрела, как испуганный зверек. Одета
была в обноски, ноги изранены и загрубели - видно, долго бродила по лесам. Она была - Эльф,
но непохожа на нас: волосы - как черная бронза, а глаза - зеленые звезды... Говорят, она была
очень красива. Говорят, когда пела - умолкали птицы, словно стыдясь своих грубых голосов. Я
помню только ее руки: маленькие, тонкие, теплые... Имя у нее было странное - Айони. Отец
мой полюбил ее, и она стала его женой. Она умерла, когда мне минуло пять лет. Прилегла на
траву и уснула... Так и думали, что спит. Отец тосковал по ней и через несколько лет ушел. Он
говорил - однажды, незадолго перед смертью матери, пронесся над лесом черный ветер, и она
плакала, протягивала руки к небу и шептала странные слова, словно вдруг вспомнила, откуда
она и кто она... Только никому не рассказала об этом, все повторяла что-то об ушедшем народе,
о сбитых черных птицах и о Звезде... Одно осталось от нее - взгляни...
Менестрель подошел к правителю, и в его руку легла брошь - кленовый листок из камня
с мягко мерцающей каплей росы. Что-то дрогнуло в сердце Дайолена:
- Никто не знал, откуда приходили они - странники в черных одеждах; но плащи летели
за их плечами как крылья птиц, и глаза их сияли как звезды... Странна была их речь, печальны
были их песни, знали они имена богов, но не пели о Благословенной Земле... Говорили они о
звездах, но иные давали им имена...
- Ты слышал о них? Ты знаешь о них?
Снова - всевидящий темный взгляд:
- Вы храните память?
- Мы помним... Они учили нас... Кто были они? Мы не знаем имен, менестрель...
Голос жесткий и ровный:
- Имен не осталось. Приказано забыть. Я спою.
Никто не успел ответить: запели струны черной лютни, и ясный чистый голос взлетел
под золотистые своды...
Он пел, глядя куда-то поверх головы правителя, и все ниже опускал голову Эльф.
Человек говорил - Учитель, не называя имени; человек именовал Людьми тех, кого знали как
Эльфов Тьмы, Черных Эльфов, отступников. И плакала лютня, и высокая скорбь была в словах,
и полынным серебром звенела мелодия...
Долго молчал правитель, а потом тихо сказал:
- Этого не может быть... но песня не лжет...
Новый голос хлестнул, как плеть:
- Прислужник Врага! Как ты смеешь... как смеешь петь такое!
Эльф выступил из тени. Он был одет по-иному: в доспехах, опоясан мечом, чью рукоять
стиснули сейчас пальцы, унизанные драгоценными перстнями.
Взгляд менестреля остановился на лице говорившего:
- Прости, я не сразу увидел тебя, Нолдо, - с легкой усмешкой сказал Человек.
- Лжец! Морготово отродье!
Дайолен вздрогнул как от удара, но голос его звучал спокойно:
- Я говорю правду, и ты знаешь это. Иначе мои слова не разгневали бы тебя, Нолдо.
- Я загоню их тебе обратно в глотку, смертный! - крикнул Эльф.
Андар вскочил и схватился за меч, заслонив собой менестреля. И тогда заговорил
правитель. Тихий голос его прозвучал властно и сурово:
- Ты, Нолдо, и ты, мальчик - вложите оружие в ножны. Умерь свой гнев, воитель: пока
еще я властвую здесь, и никто не поднимет меча на моих гостей - таков закон гостеприимства.
Не заставляй меня жалеть о том, что тебе позволили оставить при себе меч.
Нолдо резко развернулся и вышел из зала. Правитель проводил его долгим взглядом.
- Странны песни Смертных... Верно, слово ранит больнее клинка... Горько слушать тебя,
менестрель... и все же - пой. Я хочу слышать, хочу знать. Пой, я прошу тебя.
И снова запел Дайолен - о том, чего не мог видеть, о том, что услышал в биении Звезды.
Пирамида