- Мэл кори...
Она попыталась улыбнуться ему - сквозь боль, сквозь подступающую кровавую тьму. А
потом вспыхнула перед глазами - Звезда. Последней отчаянной мыслью была мысль о
возвращении... и мир перестал существовать.
Птицей, звездою, ветром, осенним дождем
Я вернусь, обретя новый облик и новое имя...
Сердце мое, я стану тебе щитом.
Через тысячи лет - я вернусь, я знаю...
Прости мне.
Он плохо помнил, что было дальше. Рубился страшно; меч его был по рукоять в крови
врагов: Майяр тоже знают некое подобие смерти. Отступал под их натиском, глядя на врагов
слепыми от боли и гнева глазами, и взгляд этот казался многим страшнее, чем разивший без
промаха черный меч. И плечом к плечу с ним сражался Майя Гортхауэр. На короткое время
Ахэрэ сумели оттеснить Бессмертных. Мелькор обернулся к Гортхауэру:
- Идем. Скорее.
В тронном зале он отдал ученику Книгу Арты.
- Уходи, Ортхэннэр.
- Я не предатель, Учитель. Я не оставлю тебя.
Мелькор поднял на Ученика страшные сухие глаза.
- Я приказываю, я прошу тебя... Неужели ты не понимаешь, что сейчас произойдет?
Даже если ты останешься, нам не выстоять. Уходи. Я вернусь. Нескоро. Но - вернусь. Я
обещаю тебе.
- Пусть судят меня!
- Им нужен я. Ты останешься в Эндорэ. Так нужно, Ученик, - голос Мелькора был
жестким и ровным. - Иди. Только этим ты можешь помочь мне. И еще: Книга не должна
попасть к ним. Это память Арты, Ученик.
На какое-то мгновение Гортхауэру показалось - он видит тяжелую цепь, сковывающую
руки Мелькора.
- Учитель!
Наваждение исчезло. Мелькор глухо повторил:
- Иди.
На пороге Ученик обернулся. Последнее, что увидел - Мелькор, напряженно застывший
среди зала, сжимая в руках меч.
Иэрне сама удивлялась, как ей удалось продержаться так долго. Может, в мече Гэлеона
было какое-то колдовство? Или гнев давал силу? Ее сильное тело привыкло к танцу и быстрым
движениям, она легко уходила от ударов и долго не ощущала усталости. А потом перед ней
появилась женщина, прекрасная и беспощадная, с мертвыми черными глазами, и Иэрне поняла,
что не устоит. И все-таки она пыталась сопротивляться, но удар меча рассек длинной полосой и
легкий кожаный доспех, и одежду, и тело. Узкая рана мгновенно наполнилась кровью. Второй
удар опрокинул ее на землю. Меч отлетел в сторону. "Вот и конец", - без малейшего страха
подумала она, увидев окровавленный клинок над своим горлом. Но вдруг жало меча медленно
отклонилось в сторону. Что-то новое, живое затеплилось в больших черных глазах. Не по-
женски сильная рука приподняла ее, обхватив под спину.
- Ты не бойся... Мы не тронем пленных, я обещаю... Больно, да? Идти можешь?
Иэрне ошеломленно кивнула. Воительница медленно повела свою пленницу вниз, к
развалинам ворот, где уже было около десятка Эльфов Тьмы, окруженных стражей.
Он сражался, словно загнанный в угол зверь, с пришельцами из благословенной земли
Аман. Чудом они продержались в осаде так долго, прежде чем Майяр решились на штурм.
Девять ушли ночью - вернее, он думал, что ушли все девять. Потом понял, что не так... И в бою
его ярость удваивалась горечью осознания того, что им, как и прочими, пожертвовали ради
девяти. Учитель пожертвовал им, а он так почитал его... Разве не благодаря ему они
удержались так долго? "Учитель, ты избрал не тех... Я должен был стать хранителем... Учитель,
ну почему ты не избрал меня?.."
Среди учеников Тулкаса они были лучшими - брат и сестра, Воители. Зловеще красивые,
отважные и сильные, они в бою были равны самому Гневу Эру. Когда же они бились спина к
спине, никто не мог их одолеть. Мрачным огнем боя горели их черные глаза, когда Тулкас
говорил своим Майяр о Великом Походе на север. И жестокий боевой клич вырвался из груди
Воителя, когда главой над своими Майяр поставил Тулкас - его.
...И было разгромлено воинство Врага. Только последние защитники - Черные Эльфы -
стояли у врат черных чертогов молча, и смерть была в их глазах.
Они падали мертвыми, отчаянно защищая своего повелителя, и постепенно в душе
Воителей вставало восхищение отвагой врагов, и остановила руку Воительница, и не смогла
добить раненую - такую же воительницу, как она сама. Так она узнала жалость.
И вот - с последним из Эльфов схватился Воитель. Тот был уже весь изранен и с трудом
защищался.
- Сдавайся! - крикнул Майя. - Сдавайся, и я клянусь - ты получишь пощаду!
Но Эльф покачал головой. Тогда Воитель выбил меч из ослабевших рук Эльфа. Тот упал.
Воитель наклонился, чтобы помочь ему встать, но неожиданно Эльф схватился за лезвие меча
Воителя и рывком всадил его себе в горло.
"Почему?" - растерянно, почти обиженно думал Воитель. "Ведь я сдержал бы слово...
Почему? Неужели он так ненавидел и боялся меня?" Но в открытых мертвых глазах не было ни
страха, ни ненависти - только боль и жалость.
Они ворвались во дворец. И Тулкас бился с Мелькором, и Воители, глядя на поединок,
видели - Черный Вала сражается куда искуснее. И честнее. Мечи сломались, и противники
схватились врукопашную. Несколько секунд они стояли не шевелясь, и хватка их могла бы
показаться братскими объятиями. Но вот медленно-медленно Тулкас, багровея лицом, стал
опускаться на колени. Казалось, сам взгляд Врага гнетет его. Воитель толкнул сестру в плечо:
- Смотри! Вот это мощь!
Та молча кивнула. Лицо ее разрумянилось.
- Если он его одолеет, нам придется уйти ни с чем - таков закон честного боя!
Но честного боя не было. Кто-то взвизгнул: "Что стоите, бейте его!"
И воинство Валар набросилось на Мелькора и, когда толпа расступилась, он лежал на
полу - избитый и связанный. Тулкас зло пнул его ногой и обернулся к ученикам, ожидая
восхищенных похвал. Но в ответ услышал угрюмое:
- Это против чести.
Лицо Гнева Эру передернулось, но он промолчал. Однако этого не забыл.
И тогда принесена была несокрушимая железная цепь, искусная работа великого Ауле.
Могущественное заклятие лежало на ней, и была она так тяжела, что даже Тулкас, сильнейший
среди Валар, с трудом мог поднять ее. И имя цепи было - Ангайнор, "Огненное Железо".
И Ауле-кузнец раскалил на огне железные браслеты, и навечно замкнул их на запястьях
Мелькора. Тот рванулся, едва сдержав крик; но Тулкас и Ороме держали крепко. С того часа
боль не угасала, и не заживали ожоги: таково было проклятье Единого и Манве.
Валар завязали ему глаза. Он не понимал, зачем; и приписал это, не без оснований, тому,
что они страшились его взгляда, да и хотелось им еще более унизить мятежника. Но истинную
причину понял Мелькор гораздо позже. И так заставили его идти в гавань, где уже ждали их
корабли Валинора; и шел он прямо и твердо, хотя боль не утихала, а оковы, словно становясь
тяжелее с каждым шагом, гнули его к земле. И в душе своей поклялся Мелькор, что ни стонов
его, ни мольбы о пощаде не услышат Валар, что никакие муки не заставят его унизиться перед
ними и никакие угрозы и оскорбления ни слова не вырвут у него. Кусая губы в кровь, повторял
он эту клятву, валяясь, беспомощный и скованный, на досках трюма. И с великим торжеством
Пирамида