как кристаллу - свет, дабы, отражая его, он мог светиться. Только отражая. Не принимая в себя.
Своего света у него не было.
Ему удавалось все в равной мере, но было и то, что он предпочитал всему. И было это
искусство магии и странная наука, которой ныне нет названия. Ее уже вообще нет на свете -
жалкие ее обрывки разбросаны по другим наукам, и некому собрать их в единое целое. Ведь
люди слишком рациональны и давно не верят себе. Эллери Ахэ называли ее "зрением души".
Любой, овладевший ею, мог бы подчинить себе другого, но великий запрет позволял
использовать ее лишь ради других, не ради себя.
И все же самым первым он не был даже здесь. Четверо были сильнее его. Можно было
смириться с тем, что Учитель и Гортхауэр его превосходят, но были еще двое - Наурэ и Аллуа,
и хуже всего, что именно Аллуа. Взгляд этих четверых был сильнее его. Да, он мог выдержать
взгляд дракона - но в этом ему многие были равны. Но заставить дракона подчиниться было
ему не под силу. А вот Аллуа это могла сделать. Казалось, ей доставляет удовольствие
дразнить его. Аллуа, похожая на язык пламени, быстрая, порывистая, сильная, то
взрывающаяся смехом, то вдруг резко мрачневшая. Костер в ночи, одаряющий всех своим
теплом и светом, животворящее пламя. Иногда он ловил себя на мысли, что почти падает в
обморок, увидев ее. Но красота ее не вызывала зависти, а делала других красивее. Как-то у нее
это получалось - как один светильник зажигается от другого. Аллуа. Он хотел ее света. Но это
свет должен был принадлежать только ему одному. И первое время Аллуа действительно не
избегала его, словно понимая, что ее свет нужен этому идеальному кристаллу. Затем, когда он
думал, что она принадлежит ему, вдруг Аллуа вышла из его воли. И как вернешь ее, если ее
глаза сильнее драконьих? Как удержишь? Он попытался. Обычно он умел убедить собеседника.
Он умел говорить, его голос обладал великой силой, его глаза зачаровывали
- все это вместе заставляло другого подчиниться ему, так мышь сама идет в пасть змеи. Но
здесь он был бессилен.
- Понимаешь, - она искренне пыталась ему объяснить, - я так не могу. Я не могу
принадлежать. Нет, дело не в том... Я могла бы стать твоей женой, но ты требуешь полного
подчинения. А огонь не запрешь. И свет лишь тогда свет, когда его видят.
- Но ведь ты нужна мне! Почему ты не хочешь идти со мной?
- Нет. Ты хочешь, что я шла не с тобой, а за тобой, как на веревке. И разве другим я не
нужна? Ты же не видишь меня равной. Ты никого не считаешь себе равным. И не хочешь стать
другим. А я так не могу...
На секунду он поверил, что сможет обмануть ее.
- Аллуа, я сделаю все, что ты захочешь! Я изменюсь. Это правда.
Она покачала головой.
- Нет. Глаза выдают тебя. Если бы Учитель мог тебя изменить...
Но он сам не хотел этого. Он любил себя таким, каким он был, и считал себя идеальным.
Да и Учитель никогда не прикасался насильно к чужой душе - не считал себя вправе. Если
только не просили. И он не стал просить. Объяснение он нашел себе простое и вполне его
устраивающее - он слишком умен и красив, чтобы остальные любили его. Ему просто
завидуют. А Учитель по-прежнему выделял его среди прочих, хотя и не допускал к сердцу
своему. Впрочем, он этого и не хотел.
Когда Учитель призвал к себе девятерых для какого-то важного дела - впервые скрывая
это от прочих - он неприятно удивился. Почему не его? Почему - уж этого он никак не мог
понять - доверяли этим неразумным детям: Айони, Дэнэ, этой пустой дурочке Эленхел, но не
ему? Тайна - даже от него? Он должен был знать. Поначалу он пытался прямо спросить у
Мелькора.
- Учитель, ты не доверяешь мне?
- Почему ты так решил? Ведь другие так не считают.
- Но почему тогда ты не открыл всем той цели, для которой выбрал этих девятерых?
- Тебе я могу сказать, почему. Это опасная тайна. Для того, кто знает. Потому ее лучше
не знать.
- Но почему нельзя мне? И почему ты не выбрал меня?
- Потому что ты равновелик. Все, кого я выбрал, первые в чем-то одном. Хотя в целом
каждый гораздо слабее тебя. И, к тому же, ты мне будешь нужен здесь.
С одной стороны, это польстило ему, но и встревожило. Опасность. Здесь какая-то
угроза. Он хотел знать. С пятью старшими бесполезно было иметь дело. Оннэле Кьолла не
доверяла ему никогда. Оставались трое младших. Их можно было заставить. А что? Разве он
хочет дурного? Он просто хотел знать...
Странно, Эленхел оказалась куда сильнее, чем он думал. Он никак не мог пробиться
сквозь непроницаемый заслон к ее мыслям. С Айони повезло больше. Девочка даже не поняла
ничего - будто заснула на минуту и, конечно, ничего не запомнила. Теперь он знал. Не
понимая, правда, цели Учителя, но причастность к тайне как бы возвышала его надо всеми.
- Никогда не подумал бы, Мастер, что ты выберешься из дому в такое ненастье! Заходи и
будь гостем!
Мастер сбросил промокший плащ и вошел вслед за хозяином. Дом был большой, из
крепких дубовых бревен, весь изукрашенный резьбой. В большой комнате ярко горел камин, на
столе лежала толстая книга, которую хозяин расписывал затейливыми инициалами и
заставками. Рядом, на отдельных листах, были уже готовы разноцветные миниатюры.
- Красивая книга будет, - сказал Мастер, рассматривая искусную работу. - Хочешь, я
сделаю к ней оклад и застежки?
- Кто же откажется от твоей работы, Мастер Гэлеон! Думаю, Книжник будет рад, что и
ты поможешь ему. Да и Сказитель тоже. Впрочем, - Художник усмехнулся, - не за этим же ты
пришел, Мастер.
Гэлеон отчаянно покраснел. Не зная, куда девать глаза, он вынул из-под руки небольшой
ларец резного черного дерева и подал его Художнику.
- Вот. Это свадебный подарок. Для Иэрне.
Художник рассмеялся.
- Это для меня не новость. Разве я слеп и глух? Разве не знаю, что у вас уговор? Что ж,
всякому лестно породниться с Мастером. И я рад, хотя и тяжко мне будет расстаться с дочерью
- других детей у меня нет. А ведь она еще и танцовщица, каких мало. Сам Учитель любит
смотреть на ее танец в день Нового Солнца и в праздник Начала Осени... Ну что ж, если дочь
согласна - да будет так. В конце лета начнем готовить свадьбу, и в день Начала Осени будет у
нас большой пир. Идем же, выпьем меду по случаю нашего сговора!
Не было цены дару Мастера - не потому, что дороги были металл и каменья, не это
ценили Эллери. Бывало, что резную деревянную чашу ставили выше драгоценного ожерелья. А
здесь - в сплетении тонких серебряных нитей сгустками тумана мерцал халцедон. Все уже
видели подарок Мастера и говорили, что драгоценный убор будет очень красить Иэрне в
свадебном танце. И говорили еще, что красивая будет пара - ведь хотя Мастер и из Старших,
Изначальных, но вдохновение хранило его юность, и лишь в лучистых глазах таилась древняя
мудрость. А Иэрне всегда слыла красавицей.
В середине лета пришлось ковать оружие, о свадьбе и думать забыли. Больше Мастер не
плавил серебра, не шлифовал камней - из его рук выходили мечи и щиты, шлемы и кольчуги.
Он не украшал их - не до того было. Только один меч - легкий и удобный - был с красивой
витой рукоятью. Меч, что он подарил Иэрне.
Бои у Аст Ахэ были жестокими. Здесь впервые столкнулись Бессмертные с Ахэрэ -
Пламенем Тьмы, демонами Темного Огня - Валараукар. Майяр отступили было, но
предводители Светлого Воинства были непреклонны.
И пала крепость.
Гортхауэр гнал коня на север, к деревянному городу Эльфов Тьмы. И, опережая его,
Пирамида