когда Гарри входил в спальню [надо думать, вчера ночью], пробормотал что-то
похожее на "занимался другими делами", согнулся над своим пергаментом и
нацарапал несколько слов[15].
— Этого должно хватить, — сказал он, захлопывая свой дневник. — Я написал, что
видел сон, как я покупаю себе новую пару туфель, не может же она состряпать из
этого что-то странное, не так ли?
Они вместе поспешили в Северную Башню.
— Но всё равно — как там с наказанием Умбридж? Что она заставила тебя делать?
Гарри поколебался доли секунды, а затем произнёс: "Писал".
— Это не так плохо, да? — сказал Рон.
— Нет, — сказал Гарри.
— Да, я забыл, она отпустила тебя на пятницу?
— Нет, — ответил Гарри.
Рон сочувственно простонал. Это был ещё один плохой день для Гарри; он был одним
из самых худших в Превращениях, из-за того, что не попрактиковался на
Исчезательном Заклинании. Ему пришлось пропустить час обеда, для того, чтобы
закончить изображение Буттрикля и между тем, профессоры МакГонаголл, Гнилел
Планк и Синистра, дали студентам ещё больше домашнего задания, на которые Гарри
не имел никакой перспективы закончить этим вечером, из-за второго наказания
Умбридж. Плюс ко всему, Ангелина Джонсон снова подстерегла его на обеде, поучала
его в связи с тем, что не сможет[16] быть в пятницу на тренировке Вратаря. Не
вникнув в его положение она сказала и то, что хотела бы видеть игроков, которые
бы желали остаться в команде, чтобы продолжать тренироваться, прежде чем на них
наложат взыскание.
— У меня взыскание! — проорал Гарри, после того как она далеко отошла. — Ты
думаешь, что я предпочёл бы застрять в комнате с той старой жабой или играть в
Квиддич?
— В конце концов, это только строки, — утешительно изрекла Гермиона, когда Гарри
уселся назад на скамью и уткнулся в свой бифштекс и печёночный пирог, который он
давно не ел. — Что если б это было действительно ужасное наказание?
Гарри открыл рот, снова закрыл его и кивнул. Он не был уверен, почему не говорит
Рону и Гермионе, что действительно произошло в кабинете Умбридж: он знал только
то, что не хотел видеть взглядов ужаса; это могло сделать всё ещё хуже и
следовательно, только усложнить его жизнь. Он также смутно чувствовал, что было
между ним и Умбридж — личная битва сил волей, и он не собирается доставлять ей
удовольствия слышать о том, что он жалуется.
— Я не могу поверить, сколько нам задали домашней работы, — несчастно воскликнул
Рон.
— Ну а почему ты не сделал хоть что-нибуть прошлым вечером? — спросила его
Гермиона. — Где ты был, во всяком случае?
— Я был... Я гулял, — уклончиво сказал Рон.
У Гарри создалось отчётливое впечатление, что сейчас сам он не единственный, кто
скрывает некоторые вещи.
Второе наказание было ничуть не лучше предыдущего. Кожа, на задней стороне руки
Гарри, в этот раз раздражалась и краснела куда быстрее[17]. Гарри думал, что
вряд ли она ещё долго будет заживать так же хорошо. Вскоре раны останутся
гравюрой на его руке и, возможно, Умбридж будет довольна.
Ни один крик боли не вырвался из него, однако, и с момента, как он вошёл в
кабинет и до того момента, когда она его отпустила, снова около полуночи, Гарри
ничего не сказал ничего, кроме "Добрый вечер" и "Спокойной ночи".
Состояние его домашней работы теперь было отчаянным и когда он вернулся в
гостиную Гриффиндора, он, хотя и был опустошён, не пошёл спать, а вместо этого
открыл свои книги и начал писать лунно-каменное сочинение для Снегга.
Было уже пол второго, когда он закончил. Он знал, что сделал плохую работу, но
помощи было ждать неоткуда, ведь ему надо было сдать хоть какую-то работу
Снеггу, чтобы избежать еще одного унижения. Потом он дал ответы на вопросы
МакГонаголл, вместе с этим описывая Буттрикля для профессора Гнилер Планк, затем
шатаясь, добрался до кровати, где упал не раздеваясь на покрывало и мгновенно
уснул.
Четверг минул в тумане усталости. Рон выглядел тоже не выспавшимся, хотя Гарри и
не мог понять, почему. Третье наказание Гарри прошло так же, как и два
предыдущих, за исключением того, что после двух часов, слова "больше не буду
лгать", не стирались с задней стороны руки Гарри, а оставались там царапинами,
выделяя капельки крови. Паузы в скрипе пера привлекали внимание профессора
Умбридж.
— Ах, — мягко сказала она, обходя свой стол, чтобы лично проверить руку. —
Хорошо. Это должно служить тебе напоминанием, правда? Ты можешь уйти сегодня
вечером.
— А я ещё должен приходить завтра? — спросил Гарри, поднимая свой рюкзак левой
рукой быстрее, чем жгучей от боли, правой.
— О, да, — подтвердила профессор Умбридж, как и раньше, широко улыбаясь. — Да,
думаю мы можем прорабатывать это немного глубже на следующей вечерней работе.
Гарри никогда раньше не считал возможным, что будет ещё один учитель в мире,
которого Гарри будет ненавидеть больше Снегга, но когда он шёл по направлению к
Гриффиндорской Башне, он допустил, что нашёл сильного конкурента. — Она злая, —
думал он, в то время, как поднимался по лестнице, — она злая, кривая,
сумасшедшая старуха...
— Рон?
Он достиг вершины лестницы, повернул направо и чуть не столкнулся с Роном,
который спрятался за статуей Лачлана Долговязого, держа свою метлу. От
неожиданности Рон подпрыгнул, когда увидел Гарри и попытался спрятать свою новую
Чистую Победу 11 за своей спиной.
— Что ты здесь делаешь?
— Эээ... ничего. А ты что здесь делаешь?
Гарри нахмурившись глядел на него.
— Та брось, мне ты можешь рассказать! Зачем ты здесь прятался?
— Я... Эээ, я прятался от Фреда с Джорджем, если хочешь знать, — сказал Рон. —
Они только что прошли с толпой первоклашек. Готов поспорить, что они опять
тестируют на них свои штуки. Я имею в виду, что сейчас им запрещено это делать в
гостиной, а здесь, без Гермионы, могут.
Он говорил очень быстро, лихорадочно.
— Но зачем ты взял свою метлу, если только не хочешь на ней полетать, не так ли?
— спросил Гарри.
— Ладно, ладно! Хорошо! Я скажу, но не смейся, хорошо? — оборонительно сказал
Рон, краснея с каждой секундой. &mdash Я... Я думал... потренироваться сейчас на
Гриффиндорского Вратаря, когда у меня есть приличная метла. Вот. Теперь можешь
смеяться.
— Я не смеюсь, — сказал Гарри. Рон моргнул. — Это потрясающая идея! Будет
действительно клёво, если ты вступишь в команду! Я никогда не видел, какой ты
Вратарь. У тебя хорошо получается?
Пирамида