предыдущим обитателям. В дни, когда Гилдерой Локхарт жил здесь, кабинет был
обклеен сверкающими портретами себя самого. Когда кабинет занимал Люпин, здесь
можно было встретить какое-нибудь фантастическое Тёмное создание в клетке или в
аквариуме, если вы нанесли ему визит. В дни Грюма-самозванца, кабинет был
напичкан различными инструментами и артефактами для обнаружения проступков и
утаиваний. Сейчас, однако, кабинет изменился до неузнаваемости. Все поверхности
были задрапированы кружевными покрывалами и тканями. Здесь были несколько ваз с
сухими цветами, каждая находилась на своей собственной салфетке и на одной из
стен, красовалась коллекция декоративных чашек, каждая из которых, была украшена
переливающимся котёнком с бантом вокруг шеи. Они были такие грязные, что Гарри
поражённо пялился на них, пока профессор Умбридж снова не заговорила.
— Добрый вечер, Мистер Поттер.
Гарри вздрогнул и оглянулся. Он сначала её не заметил, потому что на ней была
мрачная, покрытая цветами, роба, которая очень хорошо сливалась со скатертью на
письменном столе позади неё.
— Добрый вечер, профессор Умбридж, — натянуто произнёс Гарри.
— Ну, присаживайся, — сказала она, указывая на задрапированный кружевами,
маленький столик, возле которого, она притащила кресло с прямой спинкой. Кусок
чистого пергамента лежал на столе, очевидно, дожидаясь Гарри.
— Эээ... — произнёс Гарри, не двинувшись. — Профессор Умбридж, эээ... прежде,
чем мы начнём, я хотел попросить вас... об одолжении.
Её выпуклые глаза сузились.
— Да?
— Ну, я... Я член Гриффиндорской Команды по Квиддичу. и предполагалось, что я
буду тренироваться с новым Вратарём в пять часов в пятницу и я... я надеялся,
что смогу избежать наказания этим вечером и выполнить его... выполнить следующим
вечером... вместо.
Он знал, ещё задолго, до того как закончит своё предложение, что это было
бесполезно.
— О нет, — сказала Умбридж, улыбаясь так широко, что казалось, что она
проглотила особенно сочную муху. О нет, нет, нет. Это твоё наказание за
распространение злых, непристойных, ищущих внимания историй, мистер Поттер, и
наказания, разумеется, не могут быть согласовываться с просьбой виновного об
удобстве. Нет, ты придёшь сюда в пять часов завтра, и наследующий день, и в
пятницу тоже и ты будешь выполнять свои взыскания, как планировалось. Я думаю,
для тебя это будет хорошим наказанием[11] — пропускать то, что тебе
действительно надо делать. Это должно усилить урок, который я пытаюсь тебе
преподать.
Гарри чувствовал, как кровь вздымается в его голове, а в ушах слышался ужасный
шум. Значит он сказал злую, непристойную, ищущую внимания историю, так
получается?
Она наблюдала за ним, слегка наклонив голову, и по-прежнему широко улыбаясь, как
будто, она точно знала, о чём он сейчас думает и ждала, чтобы посмотреть, начнёт
ли снова кричать. С огромным усилием, Гарри отвернулся от неё. Он бросил свой
рюкзак рядом с креслом с прямой спинкой и уселся в него.
— Вот, — мило сказала она, — мы уже лучше контролируем наш темперамент, не так
ли? Итак, вам предстоит написать несколько строк для меня, мистер Поттер. Нет,
не вашим пером, — добавила она, нагнулся, чтобы открыть свою сумку. — Вы будете
использовать одно из моих специальных. Вот.
Она протянула ему длинное, тонкое перо, с необычно острым кончиком.
— Я хочу, что бы ты написал: "больше не буду говорить неправду", — мягко сказала
она ему.
— Сколько раз? — спросил Гарри, с похвальной имитацией вежливости.
— До тех пор, пока написанное не дойдёт до конца, — мило произнесла Умбридж. —
Можешь начинать.
Она передвинулась к своему столу, села за него и согнулась над кипой пергамента
с сочинениями, которые по всей видимости, надо было проверить. Гарри взял
острое, чёрное перо и понял, что он упустил.
— Вы не дали мне чернила, — сказал он.
— О, тебе не понадобятся чернила, — сказала профессор Умбридж, с явным намёком
на смех, в её голосе.
Гарри опустил кончик пера на бумагу и написал "не буду говорить неправды". У
него вырвался крик боли. Слова, которые появились на пергаменте засияли красными
чернилами. В это же время, эти слова появились на задней стороне его правой
руки, врезаясь в его кожу, словно скальпель. Когда он снова взглянул на кожу, то
от ран оставалась только легкая краснота[12]. Гарри оглянулся на Умбридж. Она
наблюдала за ним, её широкий, подобно лягушки, рот, растянулся в улыбке.
— Да?
— Ничего, — спокойно произнёс Гарри.
Он снова посмотрел на пергамент, ещё раз ткнул в него перо, написал "не буду
говорить неправды" и почувствовал режущую боль на тыльной стороне своей правой
руки во второй раз, слова резали кожу; ещё раз, по прошествии нескольких секунд,
следы исчезли. Он продолжил. Снова и снова, Гарри писал слова на пергамент, но
не чернилами, &mdash это была его собственная кровь! И снова и снова, слова
резали заднюю сторону его правой руки, раны заживали, и появлялись снова, как
только Гарри опускал перо на пергамент. За окном Умбридж опустились сумерки.
Гарри не спросил, когда ему будет дозволено остановиться. Он даже не смотрел на
часы. Он знал, что Умбридж следила, но он не даст слабину, даже если просидит
здесь всю ночь, изрезая свою руку её пером!
— Иди сюда, — сказала она, по прошествии, казалось, нескольких часов.
Гарри поднялся. Рука горела. Когда он посмотрел на неё, то увидел, что все
порезы зажили, но кожа была ярко-красной.
— Руку, — потребовала она.
Он протянул. Она взяла его руку в свою. Гарри подавил дрожь, когда она
прикоснулась к его руке своими тонкими, короткими пальцами, на которых она
носила ряды уродливых старых колец.
— Так, так. Что-то мне кажется, что мы ещё не получили достаточного отпечатка, —
сказала она, улыбаясь. — Ну что ж, мы попробуем снова, завтра вечером, не так
ли? Ты можешь идти.
Гарри покинул её кабинет[13], не произнеся ни слова. Школа была абсолютно
пустой; не было никакого сомнения, что полночь уже минула он медленно брёл по
коридору, затем, когда завернул за угол и был уверен, что она его не услышит,
перешёл на бег.
У него не было времени ни попрактиковаться в Исчезательном Заклинании, ни успеть
записать хоть один сон в свой Сонник и, не закончить зарисовку Буттрикля, ни
говоря уже про сочинения[14]. Он пропустил завтрак, для того, чтобы набросать
придуманные сны для Прорицания — их первого урока, — и был удивлён, когда
растрепанный Рон, составил ему компанию.
— Выходит, ты не делал это вчера вечером? — спросил Гарри, в то время как Рон,
широко рассматривал гостиную, ища вдохновения. Рон, который уже крепко спал,
Пирамида