Хагрид поднял глаза.
«Жестянка…» — ответил он хрипло.
«Я думаю, еще чуток чаю нам не помешает», — сказал Дамблдор, закрывая дверь
за Гарри, Роном и Эрмионой. Он вытянул волшебную палочку и помахал ею. В воздухе
появился вращающийся сервированный чайный поднос с тарелкой пирожных. Дамблдор
опустил поднос на стол. Все сели. Немного помолчав, Дамблдор сказал: «Ты слышал,
Хагрид, что Мисс Грангер только что кричала?»
Эрмиона слегка покраснела, но Дамблдор улыбнулся ей и продолжил: «Эрмиона,
Гарри и Рон по-прежнему хотят с тобой знаться, судя по тому, как они ломились в
дверь».
«Ну конечно же хотим! — подхватил Гарри, глядя на Хагрида. — Ты ведь не
думаешь, что писанина этой коровы Москиты — извините, Профессор», — быстро
добавил он, оглянувшись на Дамблдора.
«Я секунду оглох, и не расслышал, что ты сказал, Гарри», — ответил Дамблдор
задумчиво обозревая потолок.
«Аааа… гм, — пробормотал Гарри. — Я просто хотел сказать — Хагрид, как ты
мог подумать, что нам есть дело до того, что написала эта тетка?»
Две огромные слезы выкатились из хагридовых черных глаз и медленно скрылись
в его спутанной бороде.
«Вот тебе живое доказательство моих слов, Хагрид, — произнёс Дамблдор, по-
прежнему глядя в потолок. — Я показал тебе кучу писем от родителей, которые
помнят тебя еще по своим годам в Хогвартсе. Они пишут, что, если только я
попробую тебя уволить, они найдут, куда обратиться…»
«Да, но не все, — хрипло возразил Хагрид. — Не все хотят, чтобы я остался».
«Ну, знаешь, Хагрид, если ты желаешь быть всеобщим любимчиком, тебе, боюсь,
придется просидеть в этой хижине до скончания веков, — сказал Дамблдор, серьёзно
глядя на него через очки в форме полумесяца. — С тех пор как я стал директором
этой Школы, недели не проходит, чтобы кто-нибудь не прислал сову о том, как
плохо я справляюсь со своими обязанностями. Ну и что же мне делать?
Забаррикадироваться у себя в кабинете и посыпать голову пеплом?»
«Но вы… вы-то не полувеликан!» — прохрипел Хагрид.
«Хагрид, ты-то знаешь, какие у меня родственники! — сказал Гарри сердито. —
Ты вспомни семейку Десли!»
«В самую точку, — подтвердил Профессор Дамблдор. — Вот и мой собственный
брат Аберфорт… он был осужден за недозволенные колдовские манипуляции с козлом.
Про это писали во всех газетах, но он и не подумал прятаться… Хотя, вообще-то, я
не совсем уверен, что он умеет читать, так что это могло быть и не от
храбрости…»
«Возвращайся, Хагрид, и продолжай преподавать, — тихо сказала Эрмиона, —
Пожалуйста, вернись. Нам очень тебя не хватает».
Хагрид всхлипнул. Слезы вновь полились по его щекам в спутанную бороду.
Дамблдор встал.
«Я отказываюсь дать тебе расчет, Хагрид, и ожидаю, что ты вернешься на
работу в понедельник, — сказал он. — Увидимся в полдевятого за завтраком в
Большом Зале. Никаких отговорок. Всем — доброго дня».
Дамблдор вышел из хижины, остановившись по пути, чтобы почесать Клыка за
ухом. Когда дверь за ним закрылась, Хагрид спрятал лицо в своих огромных ладонях
и заплакал. Эрмиона гладила его руку. Наконец, Хагрид поднял покрасневшие глаза
и сказал «Классный мужик, Дамблдор… замечательный…»
«Да, он такой, — сказал Рон. — Можно мне пирожное, Хагрид?»
«На здоровье, — ответил Хагрид, вытирая глаза тыльной стороной ладони. —
Да, и он прав, конечно, вы все правы… это я сглупил. Моему старику-папе было бы
стыдно за меня, так я расклеился… — и снова слёзы закапали из глаз Хагрида, но
он решительно утер их и сказал. — Я ведь вам никогда не показывал папин портрет?
Вот…»
Хагрид встал, подошел к комоду, открыл ящик и вынул портрет маленького
волшебника со знакомыми весело прищуренными чёрными глазами. Волшебник улыбался,
сидя на плече у Хагрида. Сам Хагрид был ростом под три метра, судя по яблоне
рядом, но не старше одиннадцати лет — его лицо было круглым и безбородым.
«Это мы сфотографировались, когда я поступил в Хогвартс, — сипло сказал
Хагрид. — Папа страшно гордился… он, знаете, и не надеялся, что я окажусь
волшебником, думал, я пошел в мамину породу… Вот. Конечно, я никогда по-
настоящему не отличался способностями к магии… но, по крайней мере, он не дожил
до моего исключения. Помер, когда я был во втором классе…»
«Только Дамблдор и заботился обо мне после смерти папы. Взял меня лесником…
Он доверяет людям. Дает им шанс исправиться… Вот это и отличает его от других
директоров. Он примет в Хогвартс кого угодно, лишь бы способности были. Знает,
что ребенок может вырасти хорошим, даже если семья его — не ахти… да… вот за что
я его уважаю. Но некоторые этого не понимают. Некоторые страдают
предубеждениями… некоторые даже притворяются, что у они — ширококостные, вместо
того, чтобы сказать — я — то, что я есть, и не стыжусь этого. Мой старик всегда
говорил 'Никогда не стыдись; всегда найдется кто-нибудь, кому ты не понравишься,
но такие люди не стоят того, чтобы из-за них переживать'. И он был прав. Я
свалял дурака. И больше не буду из-за нее унывать, уж это я обещаю.
Ширококостная… подумаешь…»
Гарри, Рон и Эрмиона беспокойно переглянулись; Гарри предпочел бы взять на
прогулку пятьдесят Огнеплюев-Мантикрабов, чем признаться, что он невольно слышал
разговор Хагрида с Мадам Максим. Но Хагрид продолжал говорить, не чувствуя, что
сказал что-то странное.
«Знаешь что, Гарри? — произнёс он, отрывая прояснившийся взгляд от
фотографии отца, — ведь когда я впервые тебя повстречал, ты немного напомнил мне
меня самого. Ни мамы, ни папы, и тебе казалось, что ты не удержишься в
Хогвартсе, помнишь? Сомневался, справишься ли… А теперь, вы только на него
посмотрите! Защитник Школы! — он задержал взгляд на Гарри и очень серьезно
сказал. — Знаешь, чего бы мне хотелось больше всего, Гарри? Я хочу, чтобы ты
победил, очень хочу. Ты бы им всем показал… что не нужно быть чистокровным
волшебником, чтобы победить. Ты не должен стыдиться того, кто ты есть. Они бы
поняли, что Дамблдор прав, принимая всех, кто способен к магии. Да, кстати, как
идут дела с яйцом, Гарри?»
«Все в порядке, — сказал Гарри. — Никаких проблем».
На грустном лице Хагрида появилась широкая улыбка.
«Вот это мой парень… ты покажи им всем, Гарри, покажи. Всех их одолей».
Врать Хагриду было еще тяжелее, чем остальным. Ближе к вечеру, когда они
вернулись в замок, Гарри все еще не мог забыть выражения счастья на его
бородатом лице. Хагрид уже представлял Гарри победителем Турнира… Неразгаданное
яйцо тяжелым камнем давило на совесть Гарри этим вечером — тяжелее, чем когда-
либо — и, ложась в постель, он решил, что пора позабыть о гордыне и попробовать
разобраться с намёком Седрика.
Пирамида