Все это - человек, за всем стоит
Нужда извечная дышать и есть,
Чтоб, ощутив существование, постичь,
Что смерть - покой. Сорняк, цветок ли
Для нее земля растит; но, впрочем, это
Для меня не ново...
[Джон Китс. Эндимион, книга 11, стихи 153-161.]
Но для меня в тот миг все обстояло как раз наоборот, для меня ново
было все. Вселенная стала глубже, музыка сфер превратилась в ликующую
симфонию, как Девятая Бетховена, и я знал, что теперь смогу услышать ее,
когда пожелаю или когда это будет нужно, всегда смогу сделать шаг
навстречу той, кого люблю, или - если это мне не дано - шаг туда, где я
был вместе с той, кого я любил, или, если и это мне не будет даровано, -
в то место, которое полюблю за его собственную красоту и щедрость.
Энергия квазаров и взрывающихся звездных ядер наполнила меня. Я
взмыл на гребнях волн энергии, даже более волшебной и романтичной, чем
крылья Бродяг-"ангелов", парящих в потоках солнечных лучей. Скорлупа
смертоносной энергии, служившая мне тюрьмой и плахой, вдруг оказалась
смехотворной, как исходная шутка Шредингера, - просто детская
скакалочка, проложенная вокруг меня вместо стены.
И я вышел из Шредингеровского "кошачьего ящика" и из системы
Армагаста.
На какое-то мгновение ограничения Шредин-геровской тюрьмы навеки
исчезли, пребывая нигде и везде. Хотя мое тело, стило и скрайбер
остались неизменными в своем физическом обличье, я взмыл на волне
совершенного ликования, сравнимого лишь с головокружительным
воздействием самой соло-телепортации. [Свободен! Наконец-то свободен!]
Радость была столь велика, что мне хотелось плакать, кричать в
окружающий меня свет непространства, влить свой голос в хор живых и
мертвых, петь в лад с кристально ясными симфониями сфер, вздымающимися и
опадающими, словно прибой. [Наконец-то свободен!]
И тут я вспомнил, что свобода утратила для меня смысл, что той
единственной, ради которой я хотел быть свободен, уже нет. Энея мертва.
Безграничная радость бегства угасла, сменившись простым удовлетворением
оттого, что многомесячное заключение наконец-то позади. Пусть вселенная
утратила для меня краски, зато я волен идти в этой бесцветной вселенной
куда угодно.
Но куда? Телепортировавшись во Вселенную со скрайбером под мышкой,
я до сих пор не принял решения.
На Гиперион? Я обещал Мартину Силену вернуться. Я слышал его голос,
громко резонирующий в Бездне, и в прошлом и в настоящем, но ему уже
недолго звучать в этом хоре. Жить ему осталось считанные дни. И все-таки
не на Гиперион. Пока нет.
На Биосферу Звездного Древа? Я был потрясен, узнав, что она хотя бы
частично уцелела, хотя и не сумел расслышать голоса Лхомо среди тех
голосов. Это место немало значило для нас с Энеей, и когда-нибудь я туда
вернусь. Но не сейчас.
На Старую Землю? Удивительно, но я слышал музыку ее сферы вполне
отчетливо, различая там и голос Энеи, и собственный, и песни наших
друзей в Талиесине. Расстояние - ничто для Связующей Бездны. Но не на
Старую Землю. Не сейчас.
Я слышал десятки возможностей, десятки голосов, которые хотел бы
услышать собственными ушами, тех, кого я хотел бы обнять и с кем я хотел
бы вместе поплакать, но сейчас сильнее всего меня волновала музыка
планеты, где Энею пытали и убили. Пасем. Обиталище Церкви и гнездо наших
врагов, впрочем, теперь я научился разделять переменные. Пасем. Там для
меня не осталось от Энеи ничего, кроме пепла.
Но ведь она просила меня взять ее пепел и развеять его на Старой
Земле. Развеять там, где мы смеялись и любили.
На Пасем. Кружась в вихре энергии Бездны, уже за пределами
Шредингеровой камеры, не существуя нигде, кроме чистой квантовой
вероятности, я принял решение и телепортировался на Пасем.
33
Ватикан разрушен, словно десница Господня сокрушила его с небес во
гневе, недоступном человеческому пониманию. Окружающий его бескрайний
бюрократический город лежит в руинах. Космопорт разрушен. По грандиозным
проспектам прокатилась волна пожаров, оставив после себя лишь
закопченные остовы зданий. Египетский обелиск на площади Святого Петра
переломился у основания, колонны рухнули, как каменный лес. Купол собора
Святого Петра раскололся на тысячи осколков, осыпавшихся на разбитые
ступени. Обрушилась колоннада портика, обрушился величественный фасад. В
Ватиканской стене зияют проломы. Некогда тщательно оберегавшиеся
средневековые здания - Апостольский дворец, Секретный архив, казармы
швейцарской гвардии, богадельня святой матери Терезы, папские покои.
Сикстинская капелла - превратились в обугленные груды камней.
Замок Святого Ангела, высившийся на квадратном каменном постаменте,
расплавился, обратившись в груду застывшей лавы.
Я видел все это, шагая по разбитым плитам бульвара на восточном
берегу реки. Впереди - мост Святого Ангела, он развалился на три секции
и рухнул в реку. Вернее, в русло реки, потому что Новый Тибр испарился,
там, где было песчаное дно и берега, сверкает стекло. Кто-то перекинул
подвесной веревочный мост через усыпанное развалинами русло.
Это именно Пасем. Тот же разреженный, холодный воздух, совсем как в
тот день, когда мы с Энеей и отцом де Сойей проходили здесь, накануне
смерти моей любимой, хотя тогда все было серо и моросил холодный дождь,
а сейчас небо сияет столь роскошными красками заката, что даже рухнувший
купол собора Святого Петра кажется великолепным.
Это просто потрясающе - свободно шагать под открытым небом после
стольких месяцев в тесной камере. Я прижимал скрайбер к себе как щит,
как талисман, словно Библию, шагая на подгибающихся ногах по некогда
горделивому бульвару. Долгие месяцы я жил чужими воспоминаниями о многих
местах и многих людях, но мои собственные глаза, легкие и ноги позабыли
ощущение настоящей свободы. Даже в печали моей было ликование.
Телепортация была вроде бы совсем такая же, как и вместе с Энеей,
но на более глубоком уровне отличия оказались просто ошеломительными.
Скачать книгу [0.56 МБ]
Пирамида