приближались к вершине винтовой лестницы, и вокруг стоял гул множества
приглушенных голосов.
Лобсанг Самтен гордо расправил плечи.
- Кардинал Мустафа! - торжественно провозгласил он. - По-моему,
особа, приближенная к самому Папе. Вот как уважают в Священной Империи
моего брата!
Энея крепко сжала мое запястье, но я не смог разглядеть под вуалью
выражение ее лица.
- И еще несколько очень знатных гостей, - продолжал монах. - Среди
них есть даже какие-то диковинные дамы. По-моему, военные.
- А ты не узнал их имена? - спросила Энея.
- Только одной. Генерал Немез. Она ужасно бледная. - Брат
далай-ламы с широкой, чистосердечной улыбкой повернулся к Энее. -
Кардинал особо просил о встрече с вами, мадемуазель Энея. С вами и вашим
кавалером, месье Энди-мионом. Министр двора был крайне изумлен, но
организовал отдельный прием для вас и имперских послов.
Подъем окончился. Ступени эскалатора ушли в мраморный пол.
Поддерживая руку Энеи, я ступил в шумный, упорядоченный хаос главного
аудиенц-зала.
19
Далай-ламе всего восемнадцать стандартолет. Энея, А.Беттик, Тео и
Рахиль не раз говорили мне об этом, но я все равно изумился, увидев на
пышном высоком троне хрупкого подростка. В грандиозном зале уже
собралось не меньше четырех тысяч человек, но широкие эскалаторы все
доставляли новых и новых гостей в приемную размером с хороший ангар -
золоченые колонны уходят на двадцать метров ввысь, к расписному потолку,
на полу бело-голубые мозаики с сюжетами из "Бардо Тедол" ["Тибетская
книга мертвых".] и сценами освоения планеты буддистскими переселенцами
со Старой Земли. Мы проходим сквозь огромную золоченую арку и
оказываемся в следующем зале, потолком здесь служит огромный стеклянный
купол, а за ним клубятся облака, сверкают молнии и прорисовывается
освещенный фонарями склон горы. Тысячи гостей блистают великолепием
переливающихся шелков, тяжелых роскошных тканей, пышностью разноцветных
плюмажей, затейливых причесок, изящных браслетов, ожерелий, серег, тиар
и поясов из серебра, аметиста, золота, нефрита, ляпис-лазури, а среди
всего этого великолепия мелькают десятки монахов и архатов в простых
одеяниях - оранжевых, золотых, желтых, шафранных и красных, и их бритые
головы блестят в сиянии сотен мерцающих светильников на треногах. И все
же зал настолько огромен, что тысячные толпы теряются в нем - паркет
сияет бликами огней, а между людским сонмом и золотым троном -
двадцатиметровая зона отчуждения.
Пение труб встречает все новых гостей, стоит им ступить на
изразцовый пол вестибюля. Монахи, дующие в бронзовые и костяные рожки,
выстроились в шеренги от эскалаторов до арок входа - десятки метров
неумолчного гудения. Сотни рожков тянут одну ноту несколько минут, и
вдруг эта нота сменяется другой - как раз, когда мы входим в главный
зал. Позади нас, под гулкими сводами вестибюля, звук резонирует,
подхваченный и усиленный двадцатью четырехметровыми трубами. Монахи,
дующие в эти трубы, стоят в небольших нишах, установив инструменты на
подставках, и огромные, обращенные вверх раструбы напоминают мне цветки
лотоса. К несмолкаемо тягучей последовательности басовых нот
примешивается гул неимоверно большого, по крайней мере пятиметрового
гонга, по которому бьют через определенные интервалы - словно гудок
океанского лайнера аккомпанирует рокоту лавины. В воздухе витает тонкий
аромат благовоний, и над головами разряженных гостей стелется легкая
пелена дыма от кадильниц, колышущаяся в такт переливам мелодии труб и
ударам гонга.
Все лица обращены к далай-ламе. Я беру Энею за руку и веду ее
направо, подальше от тронного возвышения. Между нами и далеким троном
нервно прохаживаются важные сановники.
Внезапно трубный гул обрывается. Эхо последнего удара гонга
стихает, прокатившись по залу. Все приглашенные в сборе.
Слуги с натугой налегли на исполинские двери, закрывая их за нами.
Стало так тихо, что слышно потрескивание огня в бесчисленных
светильниках. Кристальная прозрачность потолка замутилась пеленой дождя.
Одетый в простой красный халат далай-лама сидит с легкой улыбкой на
губах, скрестив ноги, на горе шелковых подушек. Голова далай-ламы чисто
выбрита. А правее и ниже сидит на собственном троне регент Ретинь Токра,
в согласии с остальным высшим духовенством управляющий страной до
совершеннолетия далай-ламы. Энея рассказывала, что в народе регента
называют земным воплощением коварства, но я увидел лишь одетого в
обычный красный халат смуглого узколицего человека с длинным носом и
острым подбородком, раскосыми глазами и тоненькими усиками. Слева от
первосвященника - министр двора, настоятель настоятелей - древний
старик, непрерывно улыбающийся многочисленным гостям. По левую руку от
него - официальная прорицательница, тоненькая молодая женщина,
остриженная под бобрик, в желтой полотняной рубахе и красном халате. По
словам Энеи, прорицательница предсказывает будущее в состоянии глубокого
транса. Еще левее - пять эмиссаров Священной Империи. Золоченые столбики
трона мешают толком разглядеть их лица, и приходится догадываться по
одежде: коротышка в алой кардинальской мантии, три субъекта в черных
сутанах и один военный.
Справа от трона регента стоит главный глашатай и глава личной
охраны Его Святейшества, легендарный Карл Линга Уильям Эйхедзи - лучник
и живописец, мастер карате и икебаны, философ и экс-летун, - как всегда,
в отличной форме, и очень напоминает безупречно действующий механизм.
Шагнув вперед, он возвестил, заполнив раскатами голоса пространство
зала:
- Достопочтенные гости, прилетевшие к нам издалека, дугпа, друкпа,
друнгпа - жители высочайших хребтов, благодатных расселин и лесистых
склонов, дзасас, высокочтимые сановники, монахи, архаты, посвященные,
ко-са четвертого ранга и выше, благословенные, облаченные в су-ги, жены
и мужья удостоенных чести, ищущие Просветления, мне досталась высочайшая
честь приветствовать вас здесь сегодня от имени Его Святейшества
Гетсванга Нгванга Лобсанга Тенгина Гьяпсо Си-санваньгьюра Чжангпа Мапай
Дхепала Сангпо, воплощения святости, всепобеждающей кротости, силы
слова, чистоты ума, божественной мудрости, оплота веры, океана
Скачать книгу [0.56 МБ]
Пирамида