поблагодарил, действительно, очень уж много было повсюду
золотых слепящих поверхностей, двери открывались, словно
вытянутые радужные оболочки кошачьих глаз, сверху сыпалась на
нас розовая пыльца, а может, это был какой-то туман; мебель
пела - или это были куранты? - но шляпа люзанца, идущего рядом,
тоже вроде бы что-то мурлыкала, потому что, когда он швырнул ее
богоиды, стало тихо; в полукруглом зале, окно которого смотрело
на город, пылающий в ночи своими галактиками, к нам подлетели
маленькие амурчики на крылышках, с подносами, уставленными
закусками, но прежде чем я понял, что это, один из
сопровождающих сделал знак - мол, не нужно; они улетучились,
еще один зал, сверху темный, зато светились пальмы или кусты.
Меня провели в следующую комнату. Я увидел голые стены, в углу
- что-то вроде домашней мастерской, белый ковер, запачканный
или прожженный химическими реактивами, крюк в стене, ошейник на
цепи, и я остановился, неприятно пораженный всем этим, но они
упрашивали меня подойти и взглянуть, один из них взял ошейник,
надел на себя, повращал глазами будто от восхищения, снял,
остальные смотрели внимательно, с напряжением, как-то скованно
улыбались - так что же? мне надеть этот ошейник?
В конце концов, это мог быть какой-то местный обычай, но я
не хотел. Сам не знаю, что меня остановило. Пожалуй то, что они
не говорили со мной, а лишь демонстрировали жестами самое
униженное почтение; у всех у них были переводилки, в
бутоньерке, как у меня, и все же они молчали. Я застыл посреди
комнаты. Они вежливо подталкивали меня, с жестикуляцией глухих
или придурковатых, но я уже уперся, начал от них отбиваться,
поначалу не без церемоний, кланяясь, - все же такой дворец,
надо соблюдать видимость, уж слишком резким был переход -
почему именно здесь, в чем тут дело, какого черта? - они
толкали меня уже почти по-хамски, тем сильнее, чем сильнее я
сопротивлялся; не знаю, когда, в какой момент почести
обернулись побоями. Собственно, не они меня били, а я их тузил;
в пухлую морду толстого - погоди у меня! - головой в живот -
пусти, хам! да отстаньте же, погодите, тут какое-то
недоразумение, я чужеземец, прибыл в качестве дипломата -
переводилка пискливо повторяла каждое мое слово, они не могли
не слышать и все же по-прежнему подталкивали меня к стене - вот
как? ну, так поговорим по-другому, врежем по поющей одежде, а
пинка не хочешь? - переводилка хрустнула и умолкла,
раздавленная, они навалились массой; все-таки я сопротивлялся
не так, как мог бы, ибо не знал, насколько велика ставка.
Понятия не имею, как и когда, но ошейник защелкнулся у меня на
шее, а они хотели теперь лишь вывернуться, отскочить, уйти,
ведь я уже был на цепи; но я зажал под левым локтем голову
толстяка и охаживал его за всех остальных, те тащили его за
ноги, он ревел словно буйвол, и в конце концов я его отпустил,
уж больно все это было по-дурацки. Они отбежали от меня
подальше, как от злой собаки, тяжело дыша, в разорванной
одежде, которая немилосердно фальшивила, - я таки изрядно им
наподдал; но смотрели они на меня с радостью - совершенно иной,
нежели та, с которой они встретили меня на космодроме; это была
радость ОБЛАДАНИЯ мною. Я выражаюсь достаточно ясно? Они
насыщались моим видом, словно я был крупным хищником, угодившим
в капкан. Это чертовски мне не понравилось. Наглядевшись на
меня вволю, они гуськом ушли. Я остался один, на цепи, и еще
раз оглядел комнату. Я с удовольствием сел бы, ноги еще дрожали
от напряжения, ведь одному из них я надорвал ухо, а толстому
попортил нос; но сесть просто так, у стены, с ошейником на шее,
я не мог, - во всяком случае, пока. Ходить мне тоже не
хотелось, это было бы чересчур по-собачьи. Перед глазами у меня
все еще стояло золотое великолепие дворца, несколько амурчиков
с подносиками слетелись под потолком, но ни один из них не
пробовал потчевать меня снедью. Я пытался внушить себе, что это
какое-то грандиозное недоразумение, но безуспешно. Всего
подозрительнее казалось мне даже не то, что меня посадили на
цепь, но радость, с какой они смотрели на меня перед уходом. Я
размышлял, как вести себя дальше, чтобы не утратить
достоинства; в таком положении в голову приходят совершенно
идиотские мысли, к примеру, заслонить ошейник воротничком
рубашки, а цепь прикрыть своим телом. Однако глаза сами
устремились к подобию мастерской в углу, там лежали какие-то
ножи и щипцы, я заметил, что угол иногда занавешивали
- под потолком проходил прут, по которому передвигалась штора
на колесиках, но теперь она была раздвинута. Ножи что-то
напоминали мне - немного похожие на пилы, но без зубьев, острие
полукружьем, с ручками, - ну да, в точности, как кожевенные
ножи. Для обработки кожи. Но что же общего они могли иметь со
мной? Ясно, что ничего! Я повторил это себе раз десять, но
вовсе не убедил себя. Позвать на помощь я стыдился. В
перочинном ноже у меня был напильник, но не на такую цепь - эта
выдержала бы не то что сторожевого пса, а шестерную упряжку.
Примерно через час радужные двери вдруг растворились.
Вошли мои похитители с каким-то новым люзанцем, высоким и очень
плотным. Он носил розовые очки, держался величественно, хотя
задыхался так, словно опаздывал на поезд. Он низко поклонился
мне от самого порога и включил пение своей одежды. А может,
шляпы. Остальные, показывая на меня, галдели наперебой все с
тем же радостным удовлетворением. Неужели я был заложником?
Может быть, политическим? Или речь шла о выкупе?
Разглядывание заняло несколько секунд, но величественный
люзанец заметил отслоненную мастерскую и начал орать на
сообщников, а одному даже погрозил кулаком. Они наперегонки
бросились задвигать занавеску. Кретины - горчица после обеда;
но то, что они заслонили эту лавку с ножами, окончательно
заморозило мне кровь. Высокий скомандовал, двое выбежали из
комнаты и почти сразу же вернулись со статуей, из тех, что они
называли богоидами. Выглядел этот богоид в точности как наш
земной, церковный ангел, только что двигался. Принесли кресла,
Скачать книгу [0.28 МБ]
Пирамида