кости, как бормашина. Поэтому на третий день я перебрался в
новый "Шератон", в центре города, не сообразив, что это
полностью компьютеризованная гостиница. Я получил апартамент,
называемый на американский лад "suite", рекламную авторучку и
пластиковый жетон вместо ключей. Им можно открывать также
бар-холодильник, подключенный к центральному компьютеру.
Телевизор по первому требованию показывал сумму счета на данный
момент. Было довольно забавно следить за неустанным мельканием
цифр, словно при показе спортивных гонок, с той только
разницей, что мелькали не доли секунд, а швейцарские франки.
"Шератон" славился возрождением старых традиций; например, на
каждом столе поблескивало серебро столовых приборов; раньше на
ножах и вилках гравировалось "Украдено в "Бристоле", но в
"Шератоне" подобных резкостей избегали: просто в серебре есть
что-то такое, из-за чего двери поднимают тревогу при попытке
выйти на улицу с вилкой в кармане. Увы, я сам убедился в этом,
и пришлось потом долго оправдываться. Авторучку я оставил рядом
со стаканом, а чайную ложку засунул в нагрудный карман; но это
объяснение не успокоило надушенного лакея, потому что ложечка
сияла, как вымытая, хотя я ел яйцо всмятку. Ну что ж, я ее
облизал, такая у меня привычка, но я не хотел исповедоваться в
своих интимных склонностях перед швейцарцем, убежденным, будто
он говорит по-английски. Я счел инцидент исчерпанным, но когда
- для развлечения - попросил у телевизора счет, он показал его
с ценой одной серебряной ложечки; ошибиться было нельзя. Раз уж
я за нее заплатил, она была моя, и за обедом я засунул в карман
точно такую же, что вызвало новый скандал. "Шератон", объяснили
мне, не магазин самообслуживания. Ложечка, хотя и включенная в
счет, остается собственностью отеля. Это не наказание, а жест
вежливости по отношению к гостю, так как судебные издержки
стали бы мне дороже. Моя сутяжническая жилка была задета, я
даже подумал о процессе с "Шератоном", но решил не портить себе
настроение, ибо надеялся все же увидеть Швейцарию своей мечты.
У двери ванной помещались четыре выключателя, их
назначение я так никогда и не выяснил и вечером залез в постель
в темноте. К подушке была пришпилена карточка с сердечными
поздравлениями дирекции, а также маленькой плиткой "Мильки", но
я об этом не знал. Сперва я вонзил себе в палец булавку, а
потом пришлось еще искать шоколадку под одеялом, куда она
завалилась. Когда я ее съел, до моего сознания дошло, что надо
опять чистить зубы, и после непродолжительной внутренней борьбы
я так и сделал. Потом, пытаясь нащупать выключатель у кровати,
я нажал на что-то такое, из-за чего матрац начал трястись. Об
абажур билась ночная бабочка. Я не люблю ночных бабочек,
особенно когда они садятся на лицо, и решил ее прихлопнуть;
однако в пределах досягаемости был только здоровенный том
гостиничной Библии в твердом переплете, а швыряться Библией
как-то неловко. Я гонялся за этой бабочкой довольно долго и в
конце концов поскользнулся на альпийских буклетах, которые
перед тем побросал на ковер. Казалось бы, пустяки. Глупости, о
которых стыдно писать. Но если посмотреть глубже, не так уж это
и просто. Чем больше комфорта, тем больше мучений и даже
духовных унижений, потому что человек чувствует, что не дорос
до такого богатства возможностей, словно стоит с чайной
ложечкой перед океаном; впрочем, довольно о ложечках.
На следующее утро я позвонил агенту по продаже
недвижимости и попросил его навести справки о небольшой
комфортабельной вилле в горах; возможно, я приобрел бы
что-нибудь в этом роде в качестве летней резиденции. Временами
я совершаю поступки, которые удивляют меня самого; ведь я,
собственно, не собирался покупать здесь никаких вилл. А
впрочем, и сам не знаю. Город был, мало сказать что подметен,
но отполирован до зеркального блеска, парки нарядные, как
подарки; и эта царящая повсюду праздничная прибранность
казалась предвестием блаженной жизни, которая почему-то никак
не давалась мне в руки. Потратив впустую день, все еще не
решив, где провести лето, я решил как можно быстрее выехать из
"Шератона" и при одной мысли об этом почувствовал немалое
облегчение. Подходящую меблированную квартирку на тихой улочке
я нашел на другой день, и даже с приходящей домработницей,
унаследованной от прежнего жильца. Этот день должен был стать
последним днем моего гостиничного житья. Когда я закончил
завтракать, к моему столику подошел крупный, седовласый,
представительный мужчина, назвавшийся адвокатом Трюрли. Положив
рядом с собой большую папку, он попросил у меня минуту
внимания. Он сообщил мне, что известный швейцарский миллионер,
доктор Вильгельм Кюссмих, будучи давним энтузиастом моей
астронавтической деятельности и заядлым читателем моих
сочинений, в знак уважения и признательности желает подарить
мне замок в полную собственность. Да, да, замок, второй
половины XVI века, над озером, не в Цюрихе, а в Женеве,
сожженный во время религиозных войн, отстроенный и обновленный
господином Кюссмихом, - адвокат декламировал историю замка как
по нотам. Должно быть, выучил наизусть. Я слушал его, все более
приятно удивленный тем, что мое первоначальное представление о
Швейцарии, совсем уже было поблекшее, оказалось все-таки
верным. Адвокат вывалил передо мной на стол огромную книжищу в
кожаном переплете, вернее, альбом, изображавший замок со всех
сторон, а также с воздуха. Сразу же после этого он протянул мне
второй том, потоньше, - список предметов, или движимого
имущества, находящегося в замке, поскольку господин Кюссмих не
хотел оскорбить меня видом голых стен, и мне предстояло
получить старинное здание со всем его содержимым; только первый
этаж был без мебели, зато на всех остальных - сплошной
антиквариат, бесценные произведения искусства, оружейная палата
- а как же иначе! - и даже каретный двор; впрочем, он не дал
мне времени насладиться всем этим и официальным, почти строгим
тоном спросил меня, готов ли я принять дар. Я был готов.
Адвокат Трюрли на мгновение замер - уж не молился ли он, прежде
чем приступить к столь торжественному акту? Он был из числа
Скачать книгу [0.28 МБ]
Пирамида