матерями высших государственных служащих, отговаривают учащуюся
молодежь от пользования благопроводом, усердно загрязняют среду
обитания, портят личные выборокиберы калек и старцев и вообще
очерняют, подрывают и подстрекают. МВД, будучи не в силах
справиться с ними, поручило Министерству Легкой Промышленности
вшивать в нательное белье подозреваемых особые датчики с
электроукалывателями; восприняв подрывные намерения носителя
белья, они индуцируют тяжелые приступы ишиаса (т.н.
болепрофилактика).
Ее неэффективность привела к чудовищной эскалации
люзанского законотворчества (КУР). Тот, кому удается,
перехитрив электроукалыватели, телехранители, уморы,
душеумягчители и т.д., вторично совершить преступление, по
закону должен быть обезмозжен и превращен в
пожизненно-посмертного истязанца посредством вечностного
нейропрепарирования. Выставленный к позорному электростолбу
истязанец, а точнее - нейропрепарат такового, издает кошмарные
вопли; эти вопли транслируются через мегафоны, к которым
подключены нервные окончания его экс-гортани. Люзанская наука
прилагает немало усилий, чтобы максимально использовать
пропускную способность болевых волокон (КУР). Указанные вопли
доносятся из молодежных дискотек; все остальное - гнусные
измышления враждебной курдляндской пропаганды, не стесняющейся
в средствах (ЛЮЗ)."
Было уже далеко за полночь, когда я встал из-за стола,
прервав чтение, - голова у меня шла кругом. Курдляндские
прогнозы о безлюдной гражданской войне шустров с антишустрами,
или синтуры с антисинтурой, перемешались в ней с мрачными
люзанскими разоблачениями градозавров как
п_у_т_е_ш_е_с_т_в_у_ю_щ_и_х _з_а_с_т_е_н_к_о_в_ (ПУЗАСТОВ).
Пролюбки (протезы любви к ближнему), этификация среды и ее
антимудростная мерзификация, фугадостные снаряды, сексоубежища,
деэротизаторы, детеррогентные, или противотеррорные препараты,
матоиды, противобратья, тещеловки, укокошники, замордоны -
тысячи загадочных слов кружили в моем несчастном мозгу
бездонным Мальстремом. Я стоял у окна и с шестнадцатого этажа
смотрел на спящую безмятежно Женеву, угнетаемый неуверенностью:
удастся ли мне доискаться правды о планете, с которой я так
простодушно и так опрометчиво разделался когда-то в своих
"Дневниках"? Едва лишь какой-нибудь БАМ, МОСГ или МНЯМ называл
амуретки любовными таблетками, как КУР или БОМ заявляли, что
это модель табуреток. Я не узнал даже, сколько у энциан полов -
один, два или больше; на этот счет тоже имелось множество
несогласуемых точек зрения. Вдобавок мне не давала покоя мысль,
каким идиотом я себя выставил, приняв орбитальный луна-парк за
планету, а веселые забавы и развлечения - за драматические
события, связанные с Метеоритным Градом. По крайней мере теперь
мне было понятно, почему только я так переживал МЕГР, который
туземцев нимало не беспокоил; я вел себя как дикарь в
театральной ложе, который кричал Отелло, чтобы тот остерегался
Яго и, бога ради, не душил Дездемону. При этой мысли кровь
бросилась мне в лицо. Подобный позор должен быть смыт, чего бы
это не стоило. Я поклялся, что не успокоюсь, пока не доберусь
до оригинальных источников, не замутненных бездумной и якобы
беспристрастной работой компьютеров. Я уже знал, что это будет
нелегко, потому что доступ в архивы Тельца мог дать мне только
некий доктор Штрюмпфли, тайный советник МИДа, по слухам,
человек неприступный, фанатик инструкций и бездушный формалист,
словом, настоящий швейцарец. Профессор Гнусс сделал для меня
все, что мог. Он добился моей встречи с Штрюмпфли назавтра, с
глазу на глаз; все остальное, то есть преодоление
бюрократических барьеров, было уже моим делом. Тяжко вздохнув,
я попробовал вытряхнуть из термоса последние капли кофе, но
обнаружил лишь немного гущи на самом дне. Не знаю почему, но
это показалось мне предвестием поражения, ожидающего меня в
кабинете советника. Сумрачным взглядом окинул я комнату, принял
ментоловую таблетку
- меня тошнило, то ли от съеденного за обедом cordon bleu
[котлета, фаршированная зеленью (фр.)], то ли от шихты, - и
отправился спать.
Штрюмпфли принял меня холодно. Дипломат такого ранга -
действительный тайный советник, - разумеется, в совершенстве
владеет искусством спроваживать посетителей, и я ничего не
добился бы, если бы не счастливая случайность. Чтобы сплавить
меня, ему пришлось на меня посмотреть, а я посмотрел на него -
и мы узнали друг друга, не мгновенно, ведь мы ни разу в жизни
не виделись, но постепенно, все внимательнее присматриваясь
один к другому; я узнал его сначала по галстуку, вернее, по
способу завязывать галстук, а он меня, уж не знаю толком, как;
мы почти одновременно кашлянули, потом улыбнулись с некоторым
смущением - сомневаться больше не приходилось. "Да это же он!"
- подумал я, и то же самое, должно быть, промелькнуло у него в
голове. Он помедлил, подал мне руку через письменный стол, но в
такой ситуации этого было недостаточно; какую-то долю секунды
он вслушивался в себя - броситься мне на шею он не мог, это
было бы чересчур, поэтому, ведомый чутьем дипломата, он
поднялся из-за стола, дружески взял меня под руку и повел в
угол кабинета, к большим кожаным креслам. Обедать мы пошли
вместе, потом советник пригласил меня к себе, и распрощались мы
где-то в полночь. Отчего бы все это? Да оттого, что у нас общая
приходящая домработница. Не какая-нибудь автостряпка, но
настоящая, живая, хлопотливая, которая буквально не закрывает
рта, поэтому я без преувеличения могу сказать, что мы с
советником знаем друг друга так, словно съели вместе целую
бочку соли. Считая себя особой тактичной, она ни разу не
назвала его по имени, всегда говорила просто "советник", а уж
как ему обо мне - не знаю, не спрашивал, это было бы неудобно;
и все же наше знакомство, во всяком случае поначалу, требовало
Скачать книгу [0.28 МБ]
Пирамида