ступень ракеты-носителя отделилась с точностью до долей секунды над Тихим
океаном, но вторая не желала отделяться, и пришлось ей помочь. Она упала,
должно быть, в Андах. Выслушав традиционные пожелания чистого неба, я взял
управление на себя и помчался через самую опасную зону на пути к Луне. Вы и
понятия не имеете, сколько железного хлама, военного и гражданского, кружит
вокруг Земли. Одних только спутников не меньше восемнадцати тысяч, не считая
тех, что мало-помалу развалились на части, и они-то опасней всего, ибо
настолько малы, что едва различимы на экране радара. Кроме того, в пустоте
полно обыкновенного мусора, с той поры как все вредные отходы, и прежде
всего радиоактивные, вывозят с Земли мусоролетами. Поэтому я соблюдал
величайшую осторожность, пока наконец вокруг не стало действительно пусто.
Лишь тогда я отстегнул все ремни и начал проверять состояние своих ЛЕМов.
Я включал их поочередно, чтобы свыкнуться с ними, и озирал грузовой
отсек изнутри их кристаллическими глазами. Этих теледублей у меня вообще-то
было девятнадцать, но последний размещался отдельно, в контейнере с надписью
"Фруктовые соки" -- чтобы сбить с толку посторонних. Камуфляж не бог весть
какой хитроумный, ведь контейнер настолько велик, что я мог бы купаться в
соке. Внутри находился герметически закрытый голубой цилиндр, маркированный
буквами ITEM, то есть Instant Electronic Module* [электронный модуль
мгновенного приготовления (англ.)]. Это был теледубль в порошке, Тор Secret*
[высшей секретности (англ.)], творение Лакса, а применить его мне
разрешалось лишь в случае крайней необходимости. Принцип его действия был
мне известен, только не знаю, стоит ли излагать его уже сейчас. Мне не
хотелось бы превращать свой рассказ в каталог изделий "Джинандроикс" и
телематического отдела Лунного Агентства. Lunar Excursion Missionary*
[лунного путешествующего миссионера (англ.)] номер шесть сразу же после
включения начала бить легкая дрожь. А так как я был соединен с ним обратной
связью, то начал трястись как в лихорадке и щелкать зубами. Согласно
инструкции, мне следовало немедленно доложить о неисправности, но я
предпочел не делать этого, зная по опыту, чем это кончится. Они тут же
созовут целый ареопаг конструкторов, проектировщиков, инженеров и спецов по
электронной патологии, а те, разозлившись прежде всего на меня -- мол,
поднял шум из-за такой ерунды, как небольшие конвульсии, которые могут
пройти и сами собой,-- примутся давать мне по радио противоречивые указания,
что с чем соединить, что разъединить, сколькими амперами трахнуть по этому
бедолаге (электрошок иногда помогает собраться с мыслями не только людям).
Если я их послушаюсь, он выкинет что-нибудь еще, и тогда они велят мне
подождать, а сами возьмутся за аналоговое или математическое моделирование
дефектного ЛЕМа, а заодно, пожалуй, и меня самого, на главном аналоговом
устройстве, и начнут переругиваться возле него до изнеможения, время от
времени уговаривая меня не нервничать. Эксперты разделятся на два или три
лагеря, как это бывает со светилами медицины во время консилиума. Возможно,
мне велят через внутренний люк спуститься с подручным инструментом в
грузовой отсек, вскрыть ЛЕМу живот и направить на него портативную
телекамеру, потому что вся электроника у теледубля в брюхе -- в голове она
не поместится. Итак, я начну оперировать под руководством экспертов, и, если
из этого что-нибудь случайно получится, всю заслугу они припишут себе; если
же сделать ничего не удастся, все шишки достанутся мне. Раньше, когда еще не
было ни роботов, ни теледублей и бортовые компьютеры по счастливому стечению
обстоятельств не выходили из строя, ломалось что-нибудь попроще, скажем,
клозет во время испытательного полета "Колумбии".
Между тем я удалился от Земли на 150 000 километров и все больше
радовался, что умолчал о неисправности ЛЕМа. Этому расстоянию
соответствовало более чем секундное запаздывание при разговорах с базой;
рано или поздно что-нибудь хрустнуло бы у меня под руками, ведь в состоянии
невесомости трудно делать рассчитанные движения, сверкнула бы крохотная
вспышка, сигнализируя, что я устроил короткое замыкание, а секунду спустя я
услышал бы хор голосов с соответствующими комментариями. Теперь, заявили бы
они, когда Тихий все загубил, ничего уже не поделаешь. Так что я избавил от
нервотрепки их и себя.
Чем ближе была Луна, тем больше мне давали ненужных советов и
предостережений, и я заявил наконец, что, если они не перестанут засорять
мне мозги, я выключу радио. Луну я знаю как свои пять пальцев, еще с тех
времен, когда обсуждался проект ее переделки в филиал Диснейленда. Я сделал
три витка на высокой орбите и над Океаном Бурь начал понемногу снижаться. С
одной стороны я видел Море Дождей, с другой -- кратер Эратосфена, дальше --
кратер Мерчисона и Центральный Залив, до самого Моря Облаков. Я летел уже
так низко, что остальную часть изрытой оспинами поверхности Луны заслонял от
меня ее полюс. Я находился у нижней границы Зоны Молчания. Сюрпризов пока
что не было никаких, если не считать двух банок из-под пива, оживших при
маневрировании. Во время торможения эти банки, как обычно брошенные
техниками впопыхах, откуда-то выкатились и начали летать по кабине, время от
времени сталкиваясь с жестяным грохотом -- иногда в углах, иногда над моей
головой. Гринхорн, наверное, попытался бы их поймать, но я и не думал этого
делать. Я перешел на другую орбиту и пролетел над Тавром. Когда подо мной
распростерлось огромное Море Ясности, что-то ударило меня сзади в шлем так
неожиданно, что я подпрыгнул. Это была жестяная коробка из-под печенья --
оно, видно, служило закуской к пиву. На базе услышали треск, и сразу же
посыпались вопросы; но я мигом нашелся и объяснил, что хотел почесать
голову, забыв, что она в шлеме, и ударил по нему рукавицей. Я всегда
стараюсь относиться к людям по-человечески и понимаю, что техники не могут
не оставлять в ракете всевозможные вещи. Так было, есть и будет. Я миновал
внутреннюю зону контроля без всяких хлопот -- спутникам слежения приказали с
Земли пропустить меня. Хотя программа полета этого не предусматривала, я
несколько раз довольно резко включал тормозной двигатель, чтобы вытряхнуть
отовсюду все, что могло еще остаться после монтажа и осмотра ракеты.
Огромной ночной бабочкой затрепыхал по кабине комикс, засунутый кем-то под
шкаф резервного селенографического модуля. Быстро прикинув в уме: два пива,
печенье и комикс,-- я решил, что следующие сюрпризы будут посерьезней. Луна
была видна как на ладони. Даже через двадцатикратную подзорную трубу она
казалась мертвой, безлюдной, пустынной. Я знал, что компьютеризированные
арсеналы каждого из секторов расположены на глубине десятков метров под
морями, этими огромными равнинами, созданными когда-то разлившейся лавой; а
зарыли их так глубоко из-за опасности падения метеоритов. И все же я
пристально разглядывал Море Паров, Моря Спокойствия и Изобилия (старые
астрономы, окрестившие эти обширные окаменелости столь звучными именами,
отличались незаурядной фантазией), а потом, на втором витке, Моря Кризисов и
Холода, надеясь заметить там хоть какое-нибудь, пусть крохотное, движение.
Оптика у меня была высшего класса, я мог бы сосчитать гравий на склонах
кратеров, и уж подавно -- камни размером с человеческую голову; но ни
Скачать книгу [0.20 МБ]
Пирамида