многократные, замочные проникатели, плотские облачения. Автором
"Криптологии" значился приват-доцент Пинчер.
Я воспользовался короткой паузой, которую был вынужден сделать Каприл,
когда ему, грозя завалить, прямо в объятия осела груда неосторожно задетых
томов, и сказал, что мне, к сожалению, уже пора бы идти. Он достал из
кармана часы и посмотрел на них. Я хотел было спросить, могу ли я выставить
по его часам свои, а то они встали, но вовремя заметил, что циферблат его
большой серебряной луковицы размечен как-то странно, и цифры на нем идут
вовсе не по порядку.
- Что?.. Секретные часы? - вырвалось у меня.
- А что? - отреагировал он. - Да, секретные часы. Ну и что? Конечно,
секретные.
Он спрятал их обратно, старательно закрыв крышку шифрованного
циферблата. Я вернул ему книгу, буркнув, что приду в другой раз, когда у
меня будет больше свободного времени, и к тому моменту решу, какая
литература мне понадобится.
Он почти не слушал меня, так его разобрало, и показывал мне дорогу к
другим разделам; голые лампочки, будто низко опустившиеся звезды, освещали
запорошенные мелкой пылью набитые бумагами недра тяжело просевших,
провалившихся шкафов и полок. Уже у выхода он нагнал меня с учебником
"Искусство демобилизации" и, листая передо мной плотные страницы, хвалил
книгу совершенно так, словно я был ее потенциальным покупателем, а он
полусумасшедшим коллекционером и в то же время торговцем библиотечной
стариной.
- Но ведь вы ничего не взяли! - возмутился он в помещении каталога.
Тогда, чтобы отвязаться от него, я сказал ему, чтобы он дал мне то
самое об ангелах, что я выписал на карточку, и, сам не знаю, почему, учебник
астрономии. Я неразборчиво расписался в карточке и, сунув под мышку кипу
бумаг (так выглядела эта ангелологическая работа - манускрипт, а не печатное
издание, что с восторгом подчеркнул Каприл), вышел, чтобы с невыразимым
облегчением вобрать в легкие чистый воздух коридоров. Еще долго после этого
от всей моей одежды исходил постепенно ослабевавший, но так окончательно и
не выветрившийся запах, смесь зловония протухших телячьих кож, типографского
клея и пропаренного полотна. Мне потом никак не удавалось отделаться от
мерзкого ощущения, что всюду попахивает бойней.
6
Я не отошел еще и нескольких десятков шагов от архива, как замер от
внезапно озарившей меня смутной догадки, затем вернулся, чтобы сравнить
номер на двери с тем, который значился на моей карточке. Номер, как я уже
говорил, был нацарапан очень неразборчиво: вторая цифра, восьмерка, на самом
деле могла быть и тройкой. В таком случае мне следовало направиться в
комнату три тысячи триста восемьдесят три. И тут же я отметил странность
своей реакции - тот факт, что я ошибся, неверно прочитав номер, принес мне
неожиданное облегчение. Сначала я не догадывался, почему, но потом все
встало на свое место. Все, что я делал до сих пор, только с виду было
результатом случайностей: действуя будто бы по собственной воле, я поступал
на самом деле так, как того от меня ожидали. Визит в архив, однако, не
укладывался в рамки этого всеобъемлющего по отношению к моим действиям
плана, и хотя я совершил при этом ошибку, вину за нее я приписал Зданию.
Кто-то неразборчиво записал на карточке номер комнаты, и тем самым по
отношению ко мне был совершен недосмотр, типично человеческая промашка, а
значит, вопреки всему, в окружавшем меня мире действует фактор
несовершенства, который допускает все же существование тайны и свободы.
Итак, это в комнате три тысячи _триста_ восемьдесят три мне следовало
объясниться. Если я, предмет проверки, не был совершенством, то и судебный
следователь им тоже не был. В полной уверенности, что мы оба еще посмеемся
над этим недоразумением, я прибавил шагу и направился на третий этаж.
Комната три тысячи триста восемьдесят три, судя только по одному
количеству телефонов на столах, была секретариатом высокопоставленной особы.
Я прошел прямо к обитой кожей двери, но ручки у нее не было. Я в
растерянности остановился перед ней, и секретарша спросила меня, что я хочу.
Моих довольно путаных объяснений - правду я говорить не хотел - она словно
бы не слышала.
- О вас не докладывали, - упрямо повторяла она.
Я настаивал, но это было тщетно. Тогда я потребовал, чтобы она записала
меня на прием и назначила время явки, но она и в этом мне отказала,
сославшись на какое-то распоряжение. Я должен был предварительно изложить
дело письменно, в служебном порядке, то есть через начальника моего Отдела.
Я повысил голос, ссылаясь на важность моей миссии, на необходимость
разговора с глазу на глаз, но она вообще перестала обращать на меня
внимание, полностью поглощенная телефонами. Она бросала в микрофон по
три-четыре лаконичных слова, нажимала на кнопки, переключала линии и лишь в
паузах, перед тем, как снять очередную трубку, скользила по мне почти
невидящим взглядом, под которым я постепенно как бы перестал существовать,
стал словно бы одним из предметов обстановки.
Простояв так с четверть часа, я перешел к мольбам и просьбам, когда же
и они не произвели ни малейшего впечатления, я раскрыл папку и
продемонстрировал ее содержимое, обнажив перед ней секретный план Здания и
замысел диверсионной операции. С таким же успехом я мог показывать ей старые
газеты.
Это была непробиваемая секретарша: она игнорировала все, что выходило
за рамки ее компетенции. Меня уже била дрожь, я, почти не владея собой,
извергал из себя все более страшные вещи. Я рассказал ей о бледном шпионе и
сейфе, о моем узурпаторстве, в результате которого покончил самоубийством
старичок и капитан, а когда даже самые жестокие события не произвели на нее
никакого впечатления, я стал лгать, обвиняя себя в государственной измене, и
это только ради того, чтобы она меня допустила. Я был готов на самое
крайнее, на скандальный арест, на окончательный позор. Я пытался
провоцировать ее криками, она же с каменным равнодушием то и дело
переключала телефон, и лишь изредка локтем руки, державшей трубку, либо
прядкой волос низко опущенной головы отмахивалась от моих слов, словно от
докучливого насекомого. Я так и не смог от нее ничего добиться и, обливаясь
потом, выжатый, как лимон, бессильно опустился на стул в углу. Не знаю,
заметила ли она это. Как бы там ни было, я решил оставаться на этом месте и
ждать, кто бы ни скрывался за обитой кожей дверью: следователь, обвинитель
Скачать книгу [0.18 МБ]
Пирамида