Я коснулся ее волос. Гладил их кончиками паль-цев, узнавал их, еще
чужие, еще неожиданные. Мне так хотелось понять все это. А может быть,
нечего было понимать? Какая тишина. Спит ли Олаф? На-верно, нет. Сидит,
прислушивается. Ждет. Пойти к не-му? Но я не мог. Это было слишком
неправдоподобно. Я не мог. Не мог. Я опустил голову к ней на плечо. Одно
движение, и я был рядом с ней и почувствовал, как она сжалась. Она
отодвинулась.
Я шепнул:
-- Не бойся.
-- Я не боюсь...
-- Ты дрожишь.
-- Это просто так.
Я обнял ее. Тяжесть ее головы на моем плече пе-реместилась на сгиб
локтя. Мы лежали рядом. И ни-чего вокруг -- только молчащая тьма.
-- Уже поздно, -- шепнул я. -- Очень поздно. Мо-жешь спать. Прошу тебя.
Спи...
Я укачивал ее, одним только напряжением мышц. Она лежала притихнув, но
я чувствовал тепло ее те-ла и дыхание. Оно было учащенным. И сердце ее
би-лось тревожно. Постепенно, медленно оно начало успо-каиваться. Видимо,
она очень устала. Я прислушивал-ся сначала с открытыми, потом с закрытыми
глазами, потому что мне казалось, что так я лучше слышу. Спит уже? Кто она?
Почему она значит для меня так много? Я лежал во тьме, пронизываемой
порывами вет-ра за окном. Занавеска шевелилась, тихонько шелестя. Я был
полон немого изумления. Эннессон, Томас, Вентури, Ардер. И все ради этого?
Ради этого? Щепотка праха. Там, где никогда не дует ветер. Где нет ни
об-лаков, ни солнца, ни дождя, где нет ничего, словно все это вообще
невозможно, словно об этом нельзя даже думать. И я был там? Действительно
был? Зачем? Я уже ничего не сознавал, все сливалось в бес-форменную тьму. Я
замер. Она вздрогнула. Медленно повернулась на бок. Но ее голова осталась на
моем плече. Она что-то тихонько пробормотала сквозь сон. Я пытался
представить себе хромосферу Арктура. Зияющая бездна, над которой я летел и
летел, как буд-то вращался на чудовищной невидимой огненной ка-русели.
Опухшие глаза слезились. Безжизненным го-лосом я твердил: "Зонд, Ноль, Семь,
Зонд, Ноль, Семь, Зонд, Ноль, Семь" -- тысячи, тысячи раз, так, что по-том
при одной мысли об этих словах во мне что-то содрогалось, будто они были
выжжены во мне, будто стали раной; а ответом был шум в наушниках и
клох-чущее хихиканье, в которые моя аппаратура превра-щала огненные всплески
протуберанцев, и все это был Ардер, его лицо, его тело и его корабль,
превра-щенные в лучистый газ. А Томас? Погибший Томас, о котором никто не
знал, что он... а Эннессон. Отно-шения у нас были неважные -- я его терпеть
не мог. Но в шлюзовой камере я дрался с Олафом, который не хотел меня
выпускать, потому что было уже позд-но. Какой я был благородный, великие
небеса, черные и голубые!.. Но это не было благородство, дело было просто в
цене. Да. Каждый из нас был чем-то бесцен-ным, человеческая жизнь
приобретала величайшую ценность там, где не могла уже иметь никакой
ценно-сти, там, где тончайшая, почти не существующая обо-лочка отделяла
жизнь от смерти. Какой-то проводок или спай в передатчике Ардера...
Какой-нибудь шов в реакторе Вентури, который проглядел Восс, -- а мо-жет
быть, шов неожиданно разошелся, ведь это слу-чается, усталость металла, -- и
Вентури в пять секунд перестал существовать. А возвращение Турбера? А
чу-десное спасение Олафа, который потерялся, когда про-било направляющую
антенну, -- слыханное ли дело? Как? Никто не знал. Олаф вернулся чудом. Да,
один на миллион. А как везло мне. Как невероятно, невоз-можно везло... Рука
онемела. Это было невыразимо хорошо. "Эри, -- сказал я мысленно, -- Эри".
Как го-лос птицы. Такое имя. Голос птицы... Как мы просили Эннессона, чтобы
он изображал голоса птиц. Он это умел. Как он это умел! А когда он погиб,
вместе с ним погибли все птицы...
Но у меня уже все путалось в мыслях, я погружал-ся, плыл через эту
тьму. В последний миг перед тем, как заснуть, мне показалось, что я там, на
своем ме-сте, на койке, глубоко, у самого стального дна, а рядом со мной
маленький Арне -- на мгновение я очнулся. Нет. Арне мертв, я был на Земле.
Девушка тихо ды-шала.
"Будь благословенна, Эри", -- сказал я одними гу-бами, вдохнул запах се
волос и заснул...
Я открыл глаза, не зная, где я и кто я. Темные волосы, рассыпавшиеся по
моему онемевшему пле-чу -- я не чувствовал его, словно оно было чем-то
посторонним, -- изумили меня. Это длилось долю се-кунды. В следующее
мгновение я уже все вспомнил. Солнце еще не взошло. Молочно-белый,
бесцветный, чистый, пронзительно-холодный рассвет брезжил в ок-нах. Я
смотрел в ее лицо, освещенное этим предутрен-ним светом, словно видел его
впервые. Она крепко спа-ла, стиснув губы, ей было, вероятно, не очень удобно
на моем плече, потому что она подложила под голову ладонь и время от времени
трогательно шевелила бро-вями, словно опять начинала удивляться. Движение
было совсем незаметным, но я внимательно смотрел, будто на ее лице была
написана моя судьба.
Я подумал об Олафе. Очень осторожно начал осво-бождать руку.
Осторожность оказалась совершенно из-лишней. Эри спала глубоким сном, ей
что-то снилось; я замер, пытаясь отгадать -- не сам сон, а только -- не
дурной ли он. Ее лицо было почти детским. Нет, не дурной. Я отодвинулся,
встал. На мне был купальный халат, я так и не снял его. Не обуваясь, я вышел
в ко-ридор, очень медленно, тихо прикрыл дверь и с соблю-дением таких же
предосторожностей заглянул в комна-ту Олафа. Постель была не тронута. Он
сидел за сто-лом, положив голову на руки, и спал. Как я и думал, он не
раздевался. Не знаю, что его разбудило, -- мой взгляд? Он вдруг очнулся,
быстро взглянул на меня ясными глазами, выпрямился и потянулся разминаясь.
-- Олаф, -- сказал я, -- даже через сто лет...
-- Заткнись, -- сказал он любезно. -- У тебя все-гда были дурные
наклонности...
-- Ты уже начинаешь? Я только хотел сказать...
-- Знаю, что ты хотел сказать. Я всегда за неде-лю вперед знаю, что ты
хочешь сказать. Если бы на "Прометее" нужен был проповедник, ты подошел бы
как нельзя лучше. Черт побери, как это мне не при-шло в голову раньше! Я бы
тебя проучил, Эл! Ника-ких проповедей. Никаких клятв, обещаний и тому
подобного. Как дела? Хорошо? Да?
-- Не знаю. Как будто. А впрочем, не знаю. Если тебя интересует...
ну... то ничего не было.
-- Нет, сначала ты должен встать на колени, -- сказал он, -- и
говорить, стоя на коленях. Идиот, раз-ве я тебя об этом спрашиваю? Я говорю
о перспекти-вах и вообще...
-- Не знаю. Я тебе вот что скажу... по-моему, она сама не знает. Я
Скачать книгу [0.20 МБ]
Пирамида