Охотники решили преследовать другую дичь, которая к тому же была
значительно вкуснее. Подстрелили штук двенадцать красных куропаток и
коростелей, кроме того, Гленарван убил метким выстрелом пекари -
"таи-тетр". Мясо этого толстокожего животного с рыжеватой шерстью очень
вкусно, и на него не жаль было потратить порох.
Меньше чем в полчаса охотники без труда настреляли столько дичи,
сколько им было необходимо. Роберт не отстал от других; он застрелил
редкое животное из семейства неполнозубых - "армадилла", нечто вроде
"тату" - броненосца, длиной в полтора фута, покрытого панцирем из
подвижных костистых пластинок. Это было очень жирное животное, и, по
словам патагонца, мясо его представляло настоящее лакомство. Роберт очень
гордился своей удачей.
Что касается Талькава, то он показал своим спутникам, как охотятся на
"нанду" - разновидность водящегося в пампе страуса, отличающегося
удивительной быстротой в беге. Имея дело с таким быстроногим животным,
индеец не стал прибегать к хитрости. Он погнал Тауку галопом прямо на
этого страуса, стремясь сразу настичь его, ибо, не сделай он этого, тот
лишь замучил бы и лошадь и охотника, непрерывно петляя во время быстрого
бега.
Приблизившись к нанду на необходимое расстояние, Талькав метнул бола
могучей рукой так ловко, что он сейчас же обвился вокруг ног страуса, и
тот сразу остановился. Еще несколько секунд - и нанду лежал распростертый
на земле.
Индеец постарался поймать нанду не из охотничьего тщеславия, а потому,
что мясо этого страуса очень вкусно и Талькаву хотелось добыть это яство
для общего стола.
Итак, в рамаду принесли связку красных куропаток, страуса Талькава,
пекари Гленарвана и броненосца Роберта. Со страуса и пекари тотчас же
содрали жесткую кожу и нарезали их мясо тонкими ломтиками. Что же касается
броненосца, то это ценное животное носит на себе собственный противень, на
котором его можно изжарить, и его положили на раскаленные уголья в его же
панцире.
Трое охотников удовольствовались за ужином одними куропатками, более
питательную пищу они оставили друзьям. К ужину подали чистую прозрачную
воду, показавшуюся всем вкуснее всех портвейнов мира, вкуснее даже, чем
"ускебо" [род ячменной водки, настоенной на дрожжах], столь любимая в
Шотландии.
Не забыли и о лошадях. В рамаде нашлось такое огромное количество сена,
что его хватило и лошадям и для подстилки.
Когда же приготовления были закончены, Гленарван, Роберт и индеец
завернулись в пончо и улеглись на перину, набитую "альфафарой", - обычное
ложе охотников в пампе.
19. КРАСНЫЕ ВОЛКИ
Настала ночь, ночь перед новолунием, когда луна невидима для всех
обитателей Земли. Лишь звезды озаряли слабым светом равнину. Река Гуамини
бесшумно катила свои воды, подобно широкой спокойной масляной струе,
скользящей по мрамору. Птицы, четвероногие и пресмыкающиеся отдыхали от
дневной усталости. Безмолвие пустыни распростерлось над необъятной пампой.
Гленарван, Роберт и Талькав последовали общему примеру: растянувшись на
мягком ложе из люцерны, они спали крепким сном. Обессиленные усталостью
лошади улеглись на землю. Лишь Таука, как настоящий чистокровный конь,
спала стоя, сохраняя и в спящем состоянии тот же гордый вид, как в
бодрствующем, готовая мчаться вперед по первому зову хозяина. В загоне
царил глубокий покой. Костер догорал, изредка озаряя последними вспышками
безмолвную тьму.
Около десяти часов вечера, проспав очень недолго, индеец проснулся. Он
стал зорко вглядываться во что-то и к чему-то прислушиваться. Видимо,
Талькав хотел кого-то захватить врасплох. Вскоре обычно невозмутимое лицо
его отразило смутную тревогу. Что услышал он? Подкрадывающихся ли к ним
бродяг индейцев, или ягуаров, или полосатых тигров, или иных хищных
зверей, которых могла привлечь в эти места близость реки? Это
предположение показалось ему, очевидно, наиболее вероятным, так как он
бросил быстрый взгляд на сваленный в загоне запас топлива, и его
беспокойство возросло.
Действительно, весь запас сухой альфафары должен был скоро догореть и
не мог надолго держать на расстоянии дерзких хищников.
Но делать было нечего. Талькаву оставалось только ждать событий, и он
ждал, облокотившись на руки, вперив взор вдаль, словно человек, которого
внезапно разбудила какая-то надвигающаяся опасность.
Так прошел час. Всякий другой на месте Талькава был бы успокоен
царившей кругом тишиной и снова бы уснул. Но там, где чужестранец ничего
не заметил бы, индеец, в силу присущей ему обостренной чуткости и
природного инстинкта, почуял близкую опасность. В то время, как Талькав
прислушивался и приглядывался, Таука глухо заржала, повернув голову к
входу в рамаду; она потянула ноздрями воздух. Патагонец быстро
приподнялся.
- Таука учуяла какого-то врага, - пробормотал он и, выйдя из рамады,
стал внимательно осматривать равнину.
Было тихо, но неспокойно. Талькав заметил какие-то тени, бесшумно
скользившие среди поросли курра-мамеля. Там и сям сверкали яркие точки,
они то исчезали, то вспыхивали вновь, двигались, пересекая друг друга во
всех направлениях. Казалось, что это плясали по зеркалу огромной лагуны
отблески каких-то сказочных огромных фонарей. Чужестранец, несомненно,
принял бы эти летающие искры за светляков, чье мерцание можно увидеть
ночью во многих местах пампы, но Талькава это не могло обмануть: патагонец
понял, с каким врагом предстояло иметь дело. Зарядив ружье, он встал на
страже у входа в загон.
Долго ждать не пришлось. В пампе послышался странный не то лай, не то
вой. Ответом на него был выстрел из карабина, а затем последовали
неистовые завывания, исходившие, казалось, из сотни глоток.
Гленарван и Роберт, внезапно разбуженные, вскочили.
- Что случилось? - спросил Роберт.
- Уж не индейцы ли? - сказал Гленарван.
- Нет, - ответил Талькав, - агуары.
Скачать книгу [0.45 МБ]
Пирамида