ножом рукой рассекал пламя, и мгновение спустя нож взвивался вверх,
обагренный кровью.
Между тем средства защиты приходили к концу. Около двух часов ночи
Талькав бросил в костер последнюю охапку сухой травы, и у осажденных
оставалось зарядов всего лишь на пять выстрелов.
Гленарван тоскливо оглянулся вокруг.
Он думал об этом мальчике, стоявшем подле него, о своих товарищах, о
всех тех, кого любил. Роберт молчал. Быть может, в его детском доверчивом
воображении опасность не казалась такой грозной. Но Гленарван тревожился
за двоих и думал, что теперь все они неизбежно обречены на жестокую
смерть: быть растерзанными заживо. Не владея больше собой, он притянул
ребенка к себе. Он прижал его к груди, поцеловал в лоб, и невольные слезы
полились из его глаз.
Роберт, улыбаясь, посмотрел на него.
- Я не боюсь! - промолвил он.
- Нет, дитя мое, нет, не бойся, - ответил Гленарван. - Через два часа
наступит утро, и мы будем спасены!.. Молодец, Талькав! Молодец, мой
храбрый патагонец! - воскликнул он, увидя, как ловко индеец ударом
приклада убил двух огромных волков, порывавшихся перепрыгнуть через
огненную преграду.
Но в эту же минуту при угасающем свете костра Гленарван заметил стаю
волков, идущую сплоченными рядами на приступ рамады.
Развязка кровавой драмы приближалась. Огонь костра мало-помалу угасал,
горючее иссякло. Равнина, до сей поры освещенная, погружалась во мрак, и
во мраке опять замелькали фосфоресцирующие глаза красных волков. Пройдет
еще несколько минут, и вся огромная стая ринется в загон.
Талькав в последний раз выстрелил и прикончил еще одного врага. Истощив
боевые припасы, он скрестил руки на груди. Голова его склонилась.
Казалось, он что-то молча обдумывал. Изыскивал ли он какой-нибудь смелый,
невозможный, безрассудный способ отразить эту разъяренную свору? Гленарван
не решался спросить его.
Вдруг волки изменили план нападения: они как будто стали удаляться, их
до сей поры оглушительный вой внезапно прекратился. На равнине воцарилась
мрачная тишина.
- Они уходят, - промолвил Роберт.
- Может быть, - отозвался, прислушиваясь, Гленарван.
Но Талькав, догадавшись, о чем идет речь, отрицательно покачал головой.
Патагонец хорошо знал, что хищники до тех пор не упустят верной добычи,
пока заря не загонит их обратно в темные логова.
Однако тактика врага явно изменилась. Он уже не пытался проникнуть
сквозь вход в рамаду, но избрал новый, более страшный способ действия.
Агуары, отказавшись от попыток проникнуть сквозь вход, который люди столь
упорно отстаивали огнем и оружием, обошли рамаду кругом и дружным натиском
пытались проникнуть в нее с противоположной стороны. Уже слышно было, как
когти хищников впиваются в полусгнившее дерево. Между расшатанными кольями
частокола просовывались мощные лапы, окровавленные морды. Перепуганные
лошади, сорвавшись с привязи, метались по загону, обезумев от ужаса.
Гленарван схватил мальчика, прижал его к себе, решив защищать его до
последней возможности. Быть может, у него мелькнула даже безумная мысль
попытаться спастись с Робертом бегством, но в этот миг взгляд его упал на
индейца. Талькав, только что метавшийся, словно дикий зверь, по загону,
вдруг подошел к своей дрожавшей от нетерпения лошади и начал тщательно
седлать ее, не забывая ни одного ремешка, ни одной пряжки. Казалось,
возобновившийся с удвоенной силой вой хищников перестал беспокоить его.
Гленарван наблюдал за Талькавом с мрачным ужасом.
- Он бросает нас на произвол судьбы! - воскликнул он, видя, что Талькав
взял в руки поводья лошади, как всадник, готовый сесть в седло.
- Талькав? Никогда! - отозвался Роберт.
Действительно, индеец думал не о том, чтобы покинуть друзей, а о том,
чтобы спасти их ценой собственной жизни.
Таука была оседлана: она грызла удила и нетерпеливо прыгала на месте;
глаза ее, полные огня, метали молнии. Конь понял намерение хозяина. В тот
момент, когда индеец, уцепившись за гриву, готовился вскочить на коня,
Гленарван судорожным движением удержал его за руку.
- Ты покидаешь нас? - спросил он, жестом указывая на часть равнины, где
не было волков.
- Да, - ответил индеец, понявший Гленарвана. И добавил по-испански: -
Таука - хорошая лошадь! Быстроногая! Увлечет за собой волков.
- О, Талькав! - воскликнул Гленарван.
- Скорей, скорей! - торопил индеец.
- Роберт! Мальчик мой! Ты слышишь? - сказал Гленарван Роберту дрожащим
от волнения голосом. - Он хочет пожертвовать собой ради нас! Хочет
умчаться в пампу и увлечь за собой всю стаю.
- Друг Талькав! - крикнул Роберт, бросаясь к ногам патагонца. - Друг
Талькав, не покидай нас!
- Нет, он нас не покинет, - сказал Гленарван и, обернувшись к индейцу,
добавил: - Едем вместе!
И он указал на обезумевших от страха лошадей, прижавшихся к столбам
частокола.
- Нет, - возразил индеец, понявший его намерение. - Плохие лошади.
Перепуганные. Таука - хороший конь.
- Ну что ж, пусть будет так! - сказал Гленарван. - Талькав не покинет
тебя, Роберт. Он показал мне, что я должен сделать. Я должен ехать, а он -
остаться с тобой.
И, схватив за уздечку Тауку, он сказал:
- Поеду я!
- Нет, - спокойно ответил патагонец.
- Поеду я! - воскликнул Гленарван, вырывая из рук Талькава повод. -
Спасай мальчика! Доверю тебе, Талькав!
Гленарван в своем возбуждении перемешивал испанские слова с
английскими. Но что значит язык! В такие грозные мгновения жест бывает
красноречивей слов, люди сразу понимают друг друга.
Однако Талькав не соглашался, спор затягивался, а опасность с секунды
на секунду возрастала. Изгрызенные колья частокола уже трещали под
натиском волков.
Ни Гленарван, ни Талькав не склонны были уступить друг другу. Индеец
увлек Гленарвана ко входу в загон; он указывал ему на свободную от волков
равнину. Своей страстной речью он хотел втолковать Гленарвану, что нельзя
терять ни секунды и что в случае неудачи в наибольшей опасности окажутся
оставшиеся, что он лучше всех знает Тауку и он один сумеет использовать
Скачать книгу [0.45 МБ]
Пирамида
